Впереди — коридор красных светофоров. Остановились. Самое трудное — произнести первую фразу в тишине.

— Хотелось бы… мне хотелось бы знать, что нас ждет.

— Ты насчет ужина? Ничего не ждет — я сегодня весь день out.

Раздражаешься, и слова сами с языка спрыгивают.

— Можно подумать, когда ты in, оно иначе. Тебя не попросишь — ты не пошевелишься.

— Это сцена?

— Нет, Корто. Просто я ухожу от тебя.

Какая патетика.

— Интересно, куда это ты собралась.

— Покупатель комнату предложил.

— А! Экие у вас покупатели любезные.

Правда или нет? Вообще-то, Клелия врать не умеет.

— Молодой мускулистый покупатель?

— Раньше надо было ревновать, Корто.

— Да я разве ревную.

А если действительно — уйдет?

Выехали за город.

Молчали.

Мимо пролетали указатели.

— Денис, мы куда-нибудь с тобой движемся? Или это все пустое?

— Я двигаюсь в направлении Нуази. Ты тоже.

Она была похожа на взлохмаченного зверька, которого загнали в угол.

До дома — ни слова.

Сел за компьютер. Она улеглась на кровать, замерла.

Прошло полчаса.

— Денис, поговори со мной.

Повернулся: сидит на кровати вся такая несчастная. Сказал — как мог мягче:

— О чем?

— Денис, я правда могу съехать сейчас. И это все, — повела рукой, — к чему оно было…

— Ну ты же сама решила за всех.

Вот чего хочет? Никак чтобы упрашивал остаться. Чтобы обещал горы золотые. Слова нужны, только слова. А в Париже ей и в самом деле лучше будет: и вставать позже, и гуляй хоть до ночи.

Она молчала.

Вернулся к компьютеру. На форуме любопытная дискуссия шла о регенерации у змей — но не до того стало. Бежал глазами по строчкам, думал: что делать?

Слышал, как она слезла с кровати, стянула рубашку, джинсы. Пошла в ванную.

А если она просто к кому-то переехать надумала? Такая нормальная женская выходка.

Забралась под одеяло, завела будильник. Только десять часов, ну и ладно, лучше уж заснуть, и всё. Корто прилип к своему биофоруму. Помрет — завещает компьютер вместо камня могильного поставить. Хоть бы ухом повел — нет, читает какую-нибудь гнусь о размножении пауков.

Сделать усилие. Надо сделать усилие, собрать вещи. Потом легче станет.

Комната, что предлагает «мокрый воробушек», — уникальный шанс: кто тебе угол сдаст при таких доходах? На эту комнату придется поработать, но оно лучше, чем так прозябать.

Прозябать, зябнуть.

— Мне с тобой холодно, Денис. Холодно.

Мимо.

Выключил компьютер, встал. Ушел в ванную. Никак сном забыться собрался.

Пройдет время, и все это сном покажется: его руки, губы, живот, в который утыкаешься носом и фырчишь. Тортилы. Луна. Лягушка в короне на кафеле ванной. Большая черно-белая фотография Рут Оркин на стене над кроватью — «Американка в Италии»: растянешься на брюхе, подопрешь ладонями подбородок, разглядываешь ее.

Слышала, как он выключил воду, как открыл дверь, вошел в комнату. Лежала, отвернувшись к луне. Вернее, к тучам, за которыми она бродила. Опять шел дождь.

Сперва не поняла — что это. Шмурыгнул — вроде как насморк у него. Ведь не было.

Прислушалась — опять еле слышное: шмур. Повернулась — темно, не видно ничего.

Тишина.

Поколебалась, положила руку ему на щеку. Щека мокрая.

— Денис… Денис… миленький, не надо этого.

Шмур — уже громче. Разве можно было подумать?

— Денис… Ну что ты, что ты.

— Не хочу… чтобы ты уезжала.

И такая радость сразу — как ведро теплой воды сверху опрокинули.

— Денис… я не уеду. Если не хочешь — я не уеду.

Повернулся, уткнулся носом в сгиб локтя, нос мокрый, щекотно.

— Тебе там лучше будет.

Наверно, там действительно было бы лучше. Ну что ж теперь.

Взяла в ладони его лицо, стала целовать. И — всё, будто с листа белого.

За окном — серые мокрые крыши, черепичного цвета столбики каминных труб. Напоминают первые дни в парижском отеле, в фиолетовой табакерке. Трубы-суслики, алюминиевые скаты крыш, прошитые на сгибах железными стежками. Под окном — желобок со стоячей водой, в нем запруда из листьев (каким ветром их сюда донесло?).