Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

МЕДУЗА

Мы происходим от медузы, Зыбящейся в зияньи волн, И это мне внушают Музы, Когда качают утлый челн. И я приемлю этих предков Охотнее, чем обезьян, Ловящих блох среди объедков Или ревущих меж лиан. Мне море всех лесов дороже, Всех человеческих трибу: Оно на божество похоже В хрустально­голубом гробу. Его серебряные формы, Его подводные цветы, Как кораблей лилейных кормы, Рождают странные мечты. И нет обидного с медузой Вести мне древнее родство, Она – сестра словесной Музы, Она – почти что ничего. А ничего – символ высокий Бессмысленного бытия, И, как цветочек одинокий, Над бездною качаюсь я.

ТРЕТЬЯ ЖИЗНЬ

Когда уставшее от яви тело Не будет знать юдольного предела, Не будет моего больного я, Что растворится в центре бытия, – Я буду жить в полдневной синеве, В порхающем спирально мотыльке. Я буду в туче, тающей на солнце, И в жестком дроке, сыплющем червонцы, В монистах звезд на лоне ночи, В туманностей безбрежных средоточьи, И в паутине солнечных лучей, И в звезд мерцаньи, радостно ничей. Что было до меня, то будет вечно, И эта третья жизнь бесконечна. Всю жизнь, когда я праздно созерцал, Я эту вечность духа предвкушал. Вот и теперь слова текут оттуда, Из вечности лазоревого чуда, И вновь уходят чрез туман туда, Как яркая сквозь облака звезда. И всё мгновенное в основе вечно: Проходит только то, что человечно, И я кончаю свой тревожный век, Как будто я уже не человек.

НИЧЕЙ

Треугольник ока Божья. Из него снопы лучей. Смерть у моего изножья, Хоть давно уж я ничей. Ни архангел павший Божий, Ни исподний гражданин, Сам лишь на себя похожий, И пигмей, и исполин. Сферы в небе паутиной Тонкой связаны лучей, Пахнет духом, пахнет тиной, Всё мерцает от свечей. Для себя я в средоточьи, В треугольнике, как Бог, Хоть в душе темнее ночи И не видно уж дорог. Я качаюсь в паутине, Словно золотой паук, Но деталь я лишь в картине, А не созидатель мук.

ПОСТРИГ

Я слышу пенье, вижу свечи... Священный наступает миг. Печальный шепот. Чьи­то речи. Великий начался постриг. Но я ведь лишь смиренный инок, Проживший жизнь в монастыре. Меня, как полевых былинок, Не постригут, как при царе. Меня без всякого обряда Потащат на автомобиль Для пополненья мертвых ряда И клубами поднимут пыль.

СТРАННИК И ДИТЯ

По узенькой я шел тропинке Над пропастью, где был поток, И кланялися мне былинки, И был я жутко одинок. И вдруг навстречу мне Младенец Пришел с игрушками в руках Меж пестрых райских полотенец, В блестящих красных сапожках. Как звезды черные, горели Его громадные глаза, На кудрях у него блестели Алмазы, жемчуг, бирюза. – Куда ты, дедушка, плетешься С мешочком ветхим и клюкой? Присядь, иначе спотыкнешься, Пора б тебе уж на покой! – Да вот иду, дитя, по Бога Давно истершимся следам, И скоро, видишь ли, дорога Пойдет совсем по облакам. – Пустое, дедушка, садися, Давай игрушками играть, И ты, голубчик, не стыдися: Мне подарила все их мать. – Я не стыжусь, малютка милый, Всю жизнь я плел венки из слов! – Ну и плети их до могилы! Возьми цветочки, мотыльков, Возьми картонную лошадку, Но только в бездну не гляди! Благая Смерть тебе печатку На лоб поставит. Погоди! Все эти звезды ведь игрушки В руках Небесного Отца, Все арлекины, все петрушки, Всё без начала и конца! – И я увидел в небе Бога, Играющего наконец. Меж звезд открылася дорога Для Сына Блудного, Отец!

ПЕРЕЛИВЫ

Душа моя изменчива, как моря Безбрежный солнечный хамелеон, С тех пор как я действительности горе Преобразил в неизъяснимый сон. Уж с детства я колючий начал всюду От листьев жестких чистить артишок И сердцевинному дивиться чуду, И сладок был иллюзий корешок. Жизнь – настроенье, облачные клубы, Затейливый цветной калейдоскоп, Но не тяни пылающие губы К водовороту: выплыл перископ. Будь снова, как в родительницы чреве, Непомнящим, незнающим, нагим. Молись, как в детстве, черной Приснодеве, Упавший в бездну Божий серафим!

ОТЧАЯНИЕ

Нет ни начала, ни конца, Ни рая нет за пыльцей звезд, Ни милосердного Отца, И достоверен лишь погост. Но достоверность эта тоже Как иероглифы на воде: Сегодня на закон похоже, А завтра нет его нигде. Мы все на свете оборотни: Сегодня гордый человек, А завтра на шабаш субботний Спешащий атом икс, игрэк. Где след несчетных поколений? Десяток жалких черепков Остался под музейной сенью С ларцом окаменелых слов.

ТОПОЛЬ

Я думаю про шелестящий тополь, Скрипящий словно мачта надо мной, Что сторожит заброшенный некрополь. Он видит мир, наверное, иной, Не тот бессмысленный и бесполезный, Преступный мир, что вижу часто я. Ведь он стоит как канделябр железный И в недрах укрепился бытия. В сырой земле его стальные корни, Из груди матери он мудрость пьет, В эфире синем пьет он нектар горний И не для призраков одних живет. Я ж – задыхающийся в едкой пыли Действительности жалкий червячок. Меня под храмом рушенным забыли, Хоть и трещу я, как шальной сверчок.