Лежат они, лежат зарытыеВ сырой и жирный чернозем,И облака бегут, отлитыеИз серебра, чрез степь кругом.Кресты свалились с них каррарскиеВ колючий и сухой бурьян.И табуны вокруг татарскиеИ черный, грозный океан.Теперь и черепов смеющихся,Беззубых там не отыскать,Добычи нет там для грызущихся,И только для меня там матьЛежит в атласном одеянииС венком оранжевым на лбу,Как в Лукке тихой изваяниеИларии в каменном гробу.Но я храню их всех в обителиНеосквернимой, здесь в мозгу,Где никакие уж воителиНе могут их на всем скакуПопрать коней своих копытами,Где призраки одни живут,Где меж разбитыми корытамиНет капающих в мрак минут.Там я живу с своими предкамиНа синем острове мечты,Там с АнгеламиоднолеткамиГляжу на синие цветы,Молясь на облака атласные,На волн зыбящийся брокат,И цветики вокруг безгласныеГлядят со мною на закат.И жизнь не требует реальности,Как волн бушующих пеан,И жизнь в сознания зеркальности –Необозримый океан!
ПИНЕТА ВО ФЬЕЗОЛЕ
Под пиниями зеленый сочный бархат,Как драгоценный радужный ковер.С душой библейского я патриархаНа бесконечность устремляю взор.Вдали долина дымчатая Арно,Флоренции священный силуэт.Издалека там всё высокопарно,Духовный там повсюду розлит свет.Глядишь, и красный плащ как будто ДантаМеж лавровых мелькнет внезапно кущ,Иль МикельАнжело внизу, гиганта,Увидишь сквозь нависший с окон плющ.И кажется, что снова ВозрожденьеВозможно строгих эллинских искусств,Что стоит создавать стихотвореньяИ жизненный преодолеть искус.И изумрудные зыбятся иглы,Благоухая терпко надо мной,И на стволе я вижу наши сиглы,Пронзенные алмазною стрелой.И ты глядишь восторженно мне в очи,Как опьяненная от красоты,И уходить под звездный полог ночиНе думаем еще ни я, ни ты.Все наши мысли в бирюзовой дали,Где чудится морская синева,И пинии поют совсем как тали,Как волны движется вокруг трава.И радостно, так радостно на сердце,Как будто много лет ушло назад,Как будто жизнь – причудливое scherzoИ не прошли мы вместе через ад.
ЗАТИШЬ
Сегодня море – Спящая Царевна,Лежащая в хрусталевом гробу:Так неподвижно, так оно напевно,Так позабыло грозную судьбу.Жемчужная молочная безбрежность,В туманной дымке с небом поцелуй,Невыразимая словами нежность,Ни ропота, ни синих аллилуй.Как паучкитанцовщики над речкой,Едва воды касаются челны,И облачные сами мы овечки,Что в дымке палевой едва видны.Как призраки, висят над гладью скалы,Готический из мрамора собор.Беззвучно чайки в синие порталыВлетают, к бездне опуская взор.Безмолвно мы на барке притаились,Как за душистою копицей дрофы.Тетрадь стихов и книжка вдруг закрылись,И оборвались с полуслова строфы.Угрюмая невдалеке цистернаВдруг заревела, лоцмана зовя,Ты вздрогнула, как трепетная серна,Шепнув: – В безбрежности мы два червя!Судьбы как будто костяные пальцыНа горле сжались. Грянула бы буря!Как в Святки, в тусклое глядишь зеркальце,Мне жутко так сидеть, главу понуря!Дай сесть на весла! – Встрепенулся ботик,И зазыбился сзади иероглиф...И целовал я в гроте милый ротик,С опаской глядя на подводный риф.Потом поднялся свежий maestrale...Сребристая взвилася пелена,Ундины синие из недр восстали,Исчезла затишь наподобье сна!
НЕРОЖДЕННЫЕ
Блаженны нерожденные,Во чреве не взращенныеДля смертного объятия.Блаженны без зачатияЖивущие в безбрежности,Без материнской нежности,Никем не возвещенные,Еще не сотворенные.Они живут неспешные,Безличные, безгрешные,Как облака полдневные,Как моря зыбь напевная,Как звездное убранствоВ безбрежности пространства.Блаженны нерожденные,Во чреве не взращенныеКосмические атомы,Что никогда проклятымиНе будут прометидами,Таящими сомненияОт первых дней творения.Будь это только лучикиОт Божьего сияния,Будь это только капелькиМорского бушевания!Всё лучше, что страданияНе ведало сознания,Всё лучше отцветанияС тоскою отрицания,Какою каждый стихИсполнен дней моих.
ОТОШЕДШИЕ
Блаженны отошедшие,Навек покой нашедшие:От смертного объятия,От творчества проклятияДавно освобожденные,В стихию возвращенные.Из них цветы душистыеИ мотыльки лучистые,И туи кисть смолистаяУходит в небо чистое,Из них угрюмо пинииЧернеют в неба линии.Их дух давно меж тучами,Над снеговыми кручами,Меж волн ритмичносладостных,Бушующих и радостных,Иль в синих венах Божиих,На них во всем похожиих.Блаженны отошедшие,Покой навек нашедшиеВ движении, в сиянииИ в ничего незнании.Они как нерожденные,Они как звезды сонные,Как пыль небес орбитная.Для них открылось скрытоеВ юдольном прозябании,В мучительном страданииОт ветхих слов слагания!
РЕБЕНОК И ПОЭТ
Гдето слышно пианиноЗа аллеей тополей.Детская то сонатина,Как расплывчатый елей,Заполняет воздух сонный.Листья падают с ветвей,Как червонные короны.Изогнувшись на скамейке,Я гляжу, весь отрешенный,На убогие семейки,Что на солнышке осеннемГреют с вожделеньем шейки,На девчурку, что, к коленямПрислонясь старшой сестренки,Насыпает пыль со рвеньемВ ведрышко, со смехом звонким,А из ведрышка на ножки...Всё покрылось флером тонким.Взрослые грозят с дорожки,Но она смеется звонко,И другие с нею крошки.Я плету орнамент тонкий,Паутинные терцины,Улыбаясь за девчонкой,Но в душе сверкают льдины:Не такое же ль занятьеБесполезное – лавиныСлов моих? Ведь есть проклятьеНа словах земного рода:Ложные они понятья,Не дающие исхода!
НОКТЮРН
Зажженная среди гостиной лампа.Под нею круглый прадедовский стол.По стенам книги. Старые эстампы. Окно раскрыто. Спит давно шеол.Сверкают звезды, полночи лампады.Медведица воссела на престол. Сентябрьская ночь полна услады.Вверху летучих слышен писк мышейИ в речке лягушиные рулады. Мы у стола читаем повестейСредневековых пожелтевший томик,Написанных как будто для детей. Ах, как уютен наш убогий домик!Улыбка не слетает с бледных уст,Как будто на эстраде дачный комик. Вдруг в комнате раздался странный хрустОт налетевших будто насекомых,И мир ночной не так уж нем и пуст. Собралось общество давно знакомых,Давно несуществующих теней,Стихиями на родину ведомых. Я поднял руки, как в начале дней,Когда лежал в оплетенной кроваткеИ ждал объятья матери моей. Но вдруг, как в школьной синенькой тетрадке,Как на наивных фресках у джоттистов,Увидел я миниатюрных, гадких, Крылатых, перепончатых, нечистых,Ушастых, зверомордых бесенят.Как угорелые они неслышно Кружились подле лампы, как отрядБесовский, конвоирующий души.Чего они от нас, живых, хотят? – Чур! Не пищать в испуганные ушиИ не касаться крыльями волос!Мы не греховные и злые души, Не упадем на адский мы откос,Не скатимся в котел смолы кипящей.Чур! С нами укротитель ваш, Христос! – Ты бросилась в покой, вблизи лежащий,И полотенцем начала махатьНа хоровод, под потолком кружащий. Я ж принялся подетски хохотать:Так гармоничны были эти тени,Бесшумно так кружилась ночи рать... И никакого не было сомненья,Что нам они не замышляют зла,Что только для моих стихотворений Они влетели в окна без стекла,Что свет дороже им полночной тениИ рукопись моя среди стола. Да, мышь летучая для сновидений –Такой же красочный аксессуар,Как томная луна и куст сирени. Спасибо вам, сестрицы, хоть и старЯ вместе с вами уж кружиться в танце,Но дорог мне крылатый ваш кошмар, Как дороги пурпурные паранцы,Парящие в страну моей мечты,Как яркие на солнце померанцы И каменные Дории цветы.
АПОКАЛИПТИЧЕСКИЕ ВСАДНИКИ
Сегодня утром открывая ставни,Я посмотрел тревожно на восток,Откуда враг явиться должен главный, Антихрист сам или его ПророкС исподним воинством, готовым к брани.Но там зари алел лишь лепесток, Да облаков дремали синих дланиСреди пинет далекой Валомброзы,Как спящие в прохладной чаще лани. Не видно было никакой угрозы,Но сердце будто бы попало в клещи,И дикие в него впивались розы. Предчувствия казались мне зловещи:Как в водолазном я дышал скафандре,Неумолимо, нежеланновещий, Как младший брат трагической Кассандры.И золото роняли мне платаны,И пряно улыбались олеандры. Но озарились горывеликаны,И брызнули лучи, как ореол:Промеж пинет попрятались туманы, И обнажился весь земной шеол,Зашевелилось всё и зашумело, –И Ненависть воссела на престол. И чтото страшное на нас летело,Как облако шуршащей саранчи,Как исполинского дракона тело. Зловещие сверкали там мечиИ кованые серебром копыта,И черные клубились епанчи. Но суть была еще вначале скрыта,И я считал обычной непогодойТо нашего чудовищного быта. Но вдруг отзывчивою мне природойБыл выяснен иероглиф загадки:Из облака с зловещею свободой Четыре тощие совсем лошадкиВ лазурь скакнули розового утра.Издалека, как в расписной тетрадке, Они блестели в дымке перламутра,Потом всё ближе, явственней для глаза,Кружились по ветру седые кудри. Я знаю их, я три уж видел разаНе на одних картинках их Гольбейна,Когда кровавая пришла зараза. Я видел галопирующих с РейнаКоней из Откровений ИоаннаИ всадников его в степях идейных. На этот раз, как орды Чингисхана,Они с востока мчались на закат,На берег Атлантического океана. Вот, вот они! Передовой отряд,Четыре всадника, как на погоне,Глазами вещими без глаз глядят. Символы адские на черных бронях...Один из них на седенькой кобыле,И лук и стрелы на его попоне. Другой с мечом, на рыжей кляче в мыле,И в огненной сверкающей броне.А третий с мерою в беззубом рыле На вороном измученном коне.Четвертый был с косою и клепсидрой,И бледный конь его хромал во сне. На головах их были шлемы, митры,А на плечах плащи из гиацинта,Из пламени, из серы... На палитре Словесной нет такого лабиринта,Чтоб всадников исподних описать...Спасенье на вершинах только Пинда. И обнял я руками землюматьИ стал молить ее, чтобы заранеСедьмую Ангел оборвал печать И наступило вечное Молчанье!
