Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 2
вернуться

Гейнцельман Анатолий Соломонович
Шрифт:

14 февраля Феодосия

РОЗОВЫЕ ЛЕСТНИЦЫ

По розовым лестницам неба Срывать голубые фиалки Ведешь ты меня из Эреба, И жизни прошедшей не жалко Мне радостей творчества скорбных; Ты жить не хотела у прялки, Я долга верблюдом двугорбым В подданстве не мог быть у палки. Пустая гнела нас беседа, Унылые каркали галки, И горек был ломоть нам хлеба, Как будто седой приживалке. И в неба граненого слова От скуки я долго метал кий, И тело казнил я сурово И жил наподобье весталки. Но ты златорунного Феба Признала в верижнике жалком. По розовым лестницам неба Срывать голубые фиалки Ведешь ты меня, и в гирлянды Свиваем мы небо без прялки И скачем, как встарь корибанты, В лазурных фиалок скакалки.

15 февраля Феодосия

РЫБКИНЫ КУПЛЕТЫ

Люби, твори и будь спокоен, И не катайся на изнанке, Не наноси себе, мой воин, В сердечный пряничек твой ранки! И чтобы вес твой был удвоен, Стань хоть пасхальным поросенком! И обжирайся! Чтоб утроен Был пай, указанный Розенком! Будь хоть привратницы достоин Сферичной, царственной осанкой, Будь отрубями хоть напоен, Но стань племянником германки! Твоя же золотая рыбка К тебе вернется без приманки, Без ритма шаловливой зыбки, Без слова сахарной баранки! Теперь ей круглая улыбка Лица и пухленькие ручки Важней всего: устала рыбка Лечить братишкины колючки!

16 февраля Феодосия

ТРИ ОСКОЛКА 

I

Сплетем из наших душ венки У тихо дремлющей реки Забвенья, а тела, спалив, Насыпем в глиняный ликиф, Где птица вечности – павлин, И Агнец Божий, и дельфин, И между лозами Амур Хитро сокрыты под глазурь; И драгоценный черепок Поставим смело на челнок; Раздастся колокольный звон, И тихо тронется Харон.

3 февраля

II

Как дикий Иоанн Предтеча, Пророк – пустынник и теперь, Но не приходит издалече Грехами отягченный зверь, И в синеструйном Иордане Не омывает плоти явь, И Агнец только в Иоанне Узрит поруганный устав.

III

Нет истины нерукотворной И ложен творчества Завет, Но, слову вечности покорный, Священнодействует поэт. И потому алтарь Господень, Где раздается плотский вой Циничного познанья своден, Он очищает бечевой!

18 февраля Феодосия

ГОЛУБОЙ ПИР 

I

Сегодня опять благосклонно Роняют вокруг чудеса Мечты голубые затоны, Зовущие вдаль небеса. Сегодня опять в небосклоны Воздушный кузов корабля Уносит на юте «Беллоны» На пир голубой короля. Овечек едва лишь рожденных, Кудрявых, атласных руна, Из бледных кораллов кессоны, Фестоны червонного льна, Громадные, страстные груди Красавиц в лазурной фате, Жерла озлобленных орудий, Мессии на алом кресте, Колонн голубых канелюры, Луга золотых орхидей, Твердынь грозовых амбразуры И радуги пестрых цепей, – Державному нищему нужны В очей ненасытливый трюм: Без них он, калека недужный, Как сокол в неволе, угрюм!

II

Вот, вот он, синий, синий, синий, Слегка колышимый ковер, Разостлан до незримых линий, Что отуманивают взор! Лишь слева пояс пурпуровый, Из глины низкая коса, Врывается стрелой суровой В лазоревые чудеса, Да в синей чаше серебристой Струей влюбленная камса Кипит и блещет, как монисто, Как лунной пряжи полоса, И серебристая чуларка Фонтаном плещется вокруг, Но ни одна рыбачья барка Не простирает смертный круг. Зато, о Боже, снег крылатый, Вихрясь на миллионах крыл, Оставил синие палаты И всё подоблачье покрыл; Зато, о Боже, покрывало Легло на свежую лазурь И мерно в волнах колыхалось, Как незастывшая глазурь; Зато, о Боже, диадемы Ты обронил из чайных роз, Цветочной пылию Эдема Покрылся голубой наркоз!

III

Нет, не покрывало Божье И не блестки диадем, Не снежинки синю ложу Попадаются в ярем: То крылатой, хищной братьи Распростерлись тенета, То последнее объятье Пред потерей живота. Острокрылые могилки, Двухклинковый ятаган, Альционы, звонокрылки, Черноперистый баклан Завихрились, запрудили Бирюзовы небеса Бриллиантовою пылью, Как метелиц волоса. Сколько их! Считай-ка звезды, И червонный колосок, И усопших на погосте, И зыбящийся песок! Ах, с алчбою человечьей Альционы в серебро Погружаются по плечи, И священное нутро, Цель разбойничьих крылений, Цель, быть может, и всего, Туком дышащих мгновений Наполняется легко!

IV

Не подобен ли белым пиратам Необъятный Создателя мир, И не правит ли туком проклятым Мирозданье нелепейший пир, И не мне ли назначен символом Альбатрос, проглотивший кефаль, Что трепещет в кишечнике голом, Альбатрос, уносящийся вдаль; И не я ли в груди, как Везувий, Создают от тоски и огня; И не я ли в искривленном клюве Уношу золотое агня; И не я ли всю рать альционов, И сребристую в волнах камсу, И земных и забережных тронов Драгоценности в гроб унесу; И не я ли, как хищник вселенной, Поглощаю из края и в край И прошедший, и мир нерожденный, И крылатыми созданный рай, Поглощаю в грязи у дороги, Ненасытный, голодный всегда, Но уж насмерть усталые ноги Не расправит иллюзий узда!