— Ты чего так раскричалась? — удивленно спросил Хассим. — Какая еще любовь? Мы же о войне говорили.

Я опомнилась. Альва смотрел на меня печальным взглядом. Эриза, заслушавшись, так и сидела с апельсином в руке.

— Эх...

Махнув рукой, я вскочила и ушла от костра в темноту.

Впервые за долгое время хотелось плакать.

Я совсем запуталась. Где правда? Где ложь?

Сорайя умерла, проклиная и ненавидя. Какой из этот вывод? Не надо спешить с выводами. Вообще не надо судить. Никто не знает правду.

И эта история, которую рассказал Альва. Еще одна трогательная история. Даже если Альва сам в нее верит, сколько правды в ней?

Не состряпана ли эта история специально для меня?

И третья история — о резне в амирском дворце. Кто знает, что там было на самом деле? Кто, кого и кому предавал? Почему Альва считает, что после того убийства все и началось? Неужели в летописях нет ни слова истины, неужели все не так, как кажется?

А что, если зайти с другой стороны? Не имеет никакого значения, кто именно устроил убийство и под каким предлогом. Пострадали-то все. И Шатт, и Ахмар, и простые жители Мураби. Даже Ан-Ясин не сумел воспользоваться плодами победы.

Все люди оказались в проигрыше. Победили демоны.

С ними и надо сражаться!

...Восьмиугольный зал с резным потолком. В оконные решетки, дробясь, льется синеватый лунный свет. Мраморные соты — символ бесконечности — кажутся вылепленными из снега. Каменный пол леденит ноги или он в самом деле ледяной? Наклоняюсь, касаюсь его — на пальцах остаются темные пятна. Это кровь. Весь зал покрыт замерзшей кровью. В центре, словно слепой глаз, блестящее круглое пятно — фонтан. Наклоняюсь, гляжу вниз — сквозь мутную красную дымку, как сквозь рубин, на меня смотрят мертвые лица князей Шатт.

«Вам не растопить лед моей кровью!»

Тихий стук когтей по камню. Сзади накатывает медленная волна жара и холода. Оборачиваюсь — на пороге зала стоит мертвая собака. Один глаз у нее синий, другой красный...

— Нет, нет! Мой сон совершенно не об этом!

Устало махнув рукой, снова поворачиваюсь к колодцу, вглядываясь в лица. За спиной раздается раскатистое рычание.

— Уйди, морок, уйди!

Из темноты доносятся невнятная ругань и лязг железа. Обеспокоенная такими не вписывающимися в сон звуками, поворачиваюсь к двери. Собака взгромоздилась на кучу скелетов в ржавых доспехах и пристально смотрит на меня.

Откуда тут взялись скелеты, если всех князей Шатт зарезали и утопили в крови?

— Имахена, проснись!

Меня с размаху пнули в бок. Я подскочила с воплем, собираясь ответить тем же...

— Смотри! — крикнул мне в ухо Хассим, дергая за плечо одной рукой и указывая другой в сторону ворот. На четвероногую тень с горящими глазами, что стояла в воротах заставы. Один глаз у нее был синий, другой красный.

Спросонья я сделала единственное, что могла, — выбросила руку и долбанула незваную гостью пульсаром. Раздался грохот, взлетели камни — псину вынесло вместе с остатками ворот и куском стены. Определенно, моя боевая мощь за время путешествия серьезно возросла.

— Все ко мне! — крикнула я, вскакивая на ноги и вглядываясь в облако каменной пыли, окутавшее двор. — Где Альва?

Из тумана раздавался кашель и проклятия Хассима.

— Да вот он, дурной колдун! — из облака возник Хассим. В руке у него был ржавый меч, подобранный тут же во дворе. Другой он тащил за собой ошеломленную Эризу. — Ты только посмотри, что он делает!

Альва не делал ничего особенно ужасного. Собственно, он вообще ничего не делал.

Стоял посреди двора, опустив руки и опираясь на Альфинур, как на посох, и смотрел перед собой.

Облако пыли постепенно оседало. Завал на месте стены зашевелился. Камни покатились в стороны, наружу вылез монстр. Назвать эту тварь собакой у меня уже не поворачивался язык. Глаза полыхали как угли, по голым костям скелета пробегали синие сполохи...

— Это же наша Чуча! — пролепетала Эриза.

— Забудь! Никакая это больше не Чуча. Держитесь за моей спиной и не мешайте.

Мертвая псина распахнула пасть и неторопливо направилась к Альве. В глотке у нее пылало пламя. Там, где она ступала, на земле оставались белые пятна, лучами расползающиеся в разные стороны. Повеяло жгучим холодом, и я с содроганием поняла, что эти пятна — иней...

– Альва, что встал как пень?! — заорал Хассим прямо над ухом. — Руби!

Я ударила собаку экзорцизмом. Она только башкой |тряхнула, словно ее окатили водой, и злобно рявкнула на меня, но с пути не свернула.

Как же так? Почему экзорцизм не действует?!

Я, впрочем, уже начинала догадываться, почему. Достаточно посмотреть на обожженное Панацеей лицо Альвы, чтобы понять — вселившееся в Чучу существо не прошибешь каким-то экзорцизмом. И даже не потому, что экзорцизм плох. Просто это противник не моего уровня...