Время летело быстро. Мы бродили по берегу, говорили и любовались закатом, окрасившим все вокруг — воздух, песок, траву и кусты — особым мягким, золотисто-оранжевым цветом.

Не знаю, что на меня подействовало: море, закат или мой собеседник, но я и сама не заметила, как разговорилась. Я рассказала ему об отце, о своих детских переживаниях, к которым всегда относилась очень бережено и мало кому доверяла, но говорить обо всем этом с ним мне было удивительно легко.

Расставаться не хотелось, но уже совсем стемнело и надо было возвращаться. У меня появилось странное чувство, словно мы давно знали друг друга, а теперь вот встретились после долгой разлуки.

Обратную дорогу мы проделали молча, каждый думал о своем. Но даже молчать рядом с ним было легко.

Едва заметная днем тропинка, теперь и вовсе была не видна. Павел держал меня за руку и от его близости внутри у меня все дрожало. Иногда я спотыкалась, и тогда его рука сжималась сильней, а я теряла последние точки опоры — земля ускользала из-под ног, пока не удавалось вновь взять себя в руки.

Когда мы подошли к нашей даче, я уже точно знала, что по уши успела влюбиться. А когда на прощание Павел поцеловал меня, даже не поцеловал, а лишь нежно коснулся теплыми губами моего виска, а потом, скользнув по щеке, губ, я поняла, что весь мой прежний мир рухнул навсегда. Если это и напугало меня, то ничего изменить я уже все равно не могла. Павел предложил провести следующие выходные вместе. Но в субботу был мой день рождения, и я почему-то не решилась сказать об этом Павлу.

— Наверно, еще рано загадывать, — ответила я. — Может, лучше подождать до пятницы?

Павел согласился.

7

Новая неделя началась с заметного прибавления работы. Маша ушла, и теперь все заботы легли на мои плечи. Нельзя сказать, что эта ноша была слишком тяжела, но все же приходилось крутиться. Так получилось, что на этой неделе я видела Павла только однажды, и то всего пару минут. Что-то не ладилось, и в понедельник в офисе он не появился. Только во вторник в конце рабочего дня Павел заглянул ко мне и сказал, что должен срочно вылететь в Германию и не знает, удастся ли обернуться до выходных.

— Извини, что так получилось, — виновато попросил он. — Если не успею вернуться, отложим нашу встречу до следующих выходных? — С какой-то странной неуверенностью спросил он.

— Тебе не за что извиняться, — внешне спокойно ответила я, хотя в душе была смущена и растеряна — он стоял передо мной, как всегда неотразимо привлекательный, несмотря на явную усталость и озабоченность, и я чувствовала, что пропала окончательно и бесповоротно...

— Мне бы не хотелось уезжать без ответа.

— Хорошо, отложим, — вздохнула я, понимая, что это уже обещание.

— Мне, действительно, очень жаль, — сказал Павел и легко коснулся моего подбородка.

А мне хотелось, чтобы он поцеловал меня, но не так, как тогда, возле нашей дачи, лишь обещая, а по-настоящему...

Павел ушел, а я задумалась: две недели — немалый срок, неизвестно, что произойдет за это время, может быть, и мне удастся избежать ошибки.

Заранее настроившись на то, что до выходных Павел не вернется, я решила в субботу с Дашей и детьми сходить в зоопарк, а потом, чтобы все-таки как-то отметить свой день рождения, заглянуть в кафе и побаловать себя чем-нибудь вкусненьким. А вечером мы с Катей пойдем к маме, а в воскресенье поедем на дачу.

Следующие два дня прошли как обычно: работа — дом, дом — работа. Павел уехал, и, хотя я его не видела, думать о нем не переставала, но все же именно потому, что не видела, на душе у меня стало спокойней.

А в четверг вечером из Штудгарта позвонила моя подруга Катя и сказала, что в субботу или, в крайнем случае, воскресенье они с мужем будут в Калининграде. Лучшего подарка ко дню рождения я не могла бы придумать.

Катю я знала с детского сада. Наши родители были дружны, а мы так просто неразлучны. Мы жили в одном доме, учились в одном классе. Когда моей дочери исполнился год, Катя вышла замуж и уехала в Штудгарт.

Даже свою дочь я назвала в ее честь. Пока она не уехала, у Кати-маленькой, можно сказать, было две мамы.

Утром в субботу мы с Катей едва успели позавтракать, как раздался звонок в дверь. Мы никого не ждали. Катя играла с Чапой, я мыла посуду. От резкости звука я дернулась, тонкий стакан в руках ударился о край раковины и разбился, на мизинце тонкой полосочкой проступила кровь. Чертыхнувшись про себя, я отправила Катю в комнату, чтобы она не болталась одна на кухне среди ножей и вилок, а сама пошла открывать, сунув палец в рот и гадая, кто бы это мог быть.

На пороге стоял незнакомый юноша с огромным букетом роз. Наверное, я выглядела соответствующе, потому что юноша растерялся, забыв, зачем пришел. Он во все глаза смотрел на меня и молчал. Первой опомнилась я, подумав, что, вероятно, он просто ошибся дверью. Время от времени Ольгу Александровну навещали ее бывшие студенты.

— Вы ищите Ольгу Александровну? — спросила я.

— Нет, — ответил он, вслед за мной обретая дар речи. — Мне нужна... — Он заглянул в бумажку и уже уверенней продолжил: — Марина Владимировна Никитина.