Стоял субботний вечер. Я вспомнил, что хиппушки, с которыми я познакомился в кафе, приглашали меня в гости в субботу, так что, подъехав к перекрестку, я на секунду задумался: свернуть ли мне домой или ехать прямо до Ашбритла? Я поехал прямо и через десять минут уже стучался в дверь их коттеджа.

Дверь мне открыла Сэм. В руке она держала банку сидра и, увидев меня, улыбнулась во все тридцать два зуба.

— Да это же Эллиот! — сказала она. — Эй, давай заходи! — Она взяла меня за руку и потащила внутрь. — Хочешь сидра?

— С удовольствием.

— Щас, погоди секундочку, — сказала она и пошла на кухню.

А я сел за простой деревянный стол. На подоконнике в банках из-под варенья стояли букетики цветов, а в длинных винных бутылках — какие-то композиции из сухих листьев. На стенах были развешаны симпатичные морские пейзажи, и весь дом был пропитан запахами свежей сдобы. Я почувствовал, как страх постепенно отходит, отползает от сердца и сменяется покоем. Как приятно! Жизнь может быть такой — тихой, неторопливой. Никаких безумных скачков — медленное, мирное существование. Комната вдруг показалась мне убежищем, местом, где я мог укрыться от невзгод.

Сэм передала мне бутылку и села напротив. Мы чокнулись бутылками и сделали по глотку.

— Ну и как твоя жизнь? — Ее голос звучал небрежно, но в то же время как-то осторожно, как будто она переходила реку вброд по скользким камням.

Я покачал головой:

— Да ужас.

— Господи, а что у тебя случилось? — Она наклонилась вперед и легонько тронула меня за колено. Я почувствовал прикосновение ее пальцев — мягких, как лапка котенка.

Я провел рукой по волосам. Фу, грязные! Давно пора помыться.

— Ну… — промямлил я и замолчал.

— Расскажи мне. Пожалуйста. Я умею слушать… Я взглянул на нее и почему-то поверил. Я поверил ей, но не мог заставить себя говорить. Мне не хотелось впутывать ее в эту историю, но, может быть, она и сама имела к ней отношение? Откуда я знал, что ей можно доверять? Можно ли доверять хоть кому-нибудь? Мне показалось, что я схожу с ума. Или что я такой же дурак, как мой бедный Спайк. «Да ну на фиг!» — подумал я и сказал:

— Знаешь, я нашел труп в лесу… Он болтался на дереве…

— Боже, так это ты нашел его?

— Да.

— Боже, какой ужас!

— Точно. Сплошной кошмар.

— Тут ты прав. Впрочем, сам-то он точно был кошмарным типом.

— А ты его знала?

— Не то чтобы знала… но несколько раз видела в баре.

— А как его звали?

— Фред.

— А что о нем известно?

— Только то, что он из Бристоля. Переехал сюда весной, жил на ферме под холмом Хенитон. Кажется, это была ферма его брата, а может, и нет, точно не знаю. Да мне какое дело? Но ясно, что там было нечисто.

— В каком смысле?

— В таком, что нельзя выращивать такое количество травы и не засветиться.

— Полагаю, ты права. А ты знаешь, что случилось?

— Я слышала, что какой-то идиот попер у Фреда всю дурь. — Она поднесла бутылку к губам и сделала глоток. — Вот не хотела бы оказаться теперь на его месте! Понятное дело, не так уж и много ее было, но эти люди… они такое никому с рук не спустят! Обязательно накажут его, чтобы другим неповадно было. Это у них закон железный. По-моему, они решили, что это Фред попер траву.

— Кто это «они»?

— Ну кто там ее растил.

— А ты их знаешь?

Она передернула плечами:

— Не знаю и знать не хочу. А ты?

— Упаси бог!

— Вот и хорошо.

— Но забыть не так-то просто. Тот мертвец так и стоит перед глазами…

— Вот жуть какая!

— Ужасно жутко, особенно по ночам… А еще полицейские разговаривали со мной так, как будто я там оказался не случайно.

— А чего ты ждал от нашей полиции?

— Как будто это я его повесил. — На секунду мне показалось, что ей можно все рассказать — о Спайке, о лысом чуваке с ледяными глазами и о том, что у меня с тех пор ломит от ужаса все кости. О сжимающемся от страха сердце, потной коже и сухом языке. Я глотнул сидра, покрутил его во рту и проглотил.

— А ты постарайся думать о чем-нибудь другом.

— Ну например?

— Не знаю… Что ты любишь?

— Что я люблю?

— Да, чем ты занимаешься, когда не работаешь?