— А куда самого-то попугая девать? — настороженно спросила тетя Зося.

— Он у нас дисциплинированный. Полетает по комнате, потом сам в клетку сядет, — успокоила ее жена Ардабьева. — А куст поливайте каждое утро…

— А что это за куст? — полюбопытствовала тетя Зося. — Ишь, ты. И ягодки на ем есть…

Ни жена Ардабьева, ни сам Ардабьев не ответили ей, и тетя Зося поняла, что это не ее ума дело.

Пока жена Ардабьева закрывала свой чемодан, Ардабьев, понизив голос, сказал тете Зосе:

— Этот куст не поливайте…

— Это как же? — оторопела тетя Зося. — Он же засохнет…

— Ну и пусть засохнет… Надоел он мне… — торопился объяснить Ардабьев.

— А вот хозяйка… — заикнулась было тетя Зося.

— Хозяйка хозяйкой, а хозяин здесь я, — успел ей шепнуть Ардабьев, и тетя Зося вздохнула, поняв, что ее, без вины виноватую, вовлекают в нехорошую семейную историю.

Когда Ардабьев и его жена вошли с чемоданами в лифт, тетя Зося, оставшись одна в квартире, начала подметать веником пол, да и остановилась перед кустом в деревянном ящике.

— Поди разберись, — проворчала тетя Зося, — хозяйка говорит — поливай, хозяин — не поливай… Что за семьи пошли!

И вдруг тетя Зося застыла, обомлев от страха.

Куст потихоньку стал раскачиваться, поскрипывать.

Тетя Зося оглянулась: все окна и дверь были закрыты, и сквозняка быть не могло. Тетя Зося в ужасе поняла, что куст раскачивается не от ветра, а сам по себе. Тетя Зося прижалась к стене и перекрестилась бы, но обе руки были заняты: одна веничком, другая совком.

«Мой отец покинул меня, — горестно думала ардабиола, слышавшая этот разговор. — Мой отец приказал этой женщине, чтобы она не давала мне воды. Мой отец хочет, чтобы я умерла. Мой отец даже не помнит, как меня зовут. Мой отец забыл, что я его дочь».

Ардабиола, собрав все силы, раскачивалась все мощней и мощней. Выдернув свой главный корень из земли, ардабиола оперлась им о край деревянного ящика. Ардабиола напряглась, выдирая из земли другие — большие и малые — корешки, но так, чтобы их не повредить.

Ардабиола неуклюже переползла через край ящика на пол и неуверенными шагами ребенка, который учится ходить, пошла к окну, оставляя за собой комки земли. Ардабиола вскарабкалась на журнальный столик, смахнув с него телефон, а затем влезла на подоконник. Прижавшись ветвями к стеклу, ардабиола увидела отца, садящегося в машину и покидающего свою дочь навсегда.

Ардабиола, размахнувшись, ударилась всем телом об окно и, чувствуя острую боль от осколков, полетела вниз.

Ардабьев уже включил зажигание и тронулся, когда куст рухнул на капот, закрывая ветвями лобовое стекло.

Ардабьев затормозил. Сквозь стекло на него глядели трепещущие листья, зеленые плоды стучали по стеклу, словно хотели достучаться до него.

— Это ты сказал тете Зосе, чтобы она выбросила куст! — вскрикнула жена Ардабьева и заплакала от обиды за себя и за растение, имени которого она не знала.

Зеленые плоды уже не просто стучались, а отчаянно барабанили по стеклу, и ветви скреблись, словно пытаясь заговорить.

Ардабьев молчал, вцепившись в руль.

И вдруг Ардабьев увидел, что по одной из веток, не прогибая ее, два крошечных железнодорожника несут крошечную красную крышку гроба. Головы рабочих были срезаны крышкой гроба, и нельзя было понять: плачут они под крышкой или нет.

Зеленые плоды барабанным боем провожали гроб.

«Придите в совесть!» — крикнула пассажирам контролерша с боксерским лицом.

А еще Ардабьев увидел сквозь ветви, прижавшиеся к стеклу, заднюю площадку трамвая и сквозь его окно лицо девушки в кепке, которое затем превратилось в лицо худенького пионера с тревожными спрашивающими глазами.

«Ты приедешь меня хоронить?» — спросил голос матери.

— Мы никуда не поедем, — сказал Ардабьев жене. — Я все вспомнил. Это — ардабиола.

«По небу полуночи ангел летел…»

Эту строчку вспомнил космонавт, грустно улыбнулся и подумал: «Ну какой я ангел!» Лицо космонавта, обращенное к иллюминатору космического корабля, было усталым, немолодым, но исполненным живейшего детского любопытства. Космонавт никогда раньше не был за границей. И вдруг границ не стало. Все полосатые столбы, ничейные перепаханные полосы, колючая проволока, пограничники, овчарки, таможни — исчезли. Из космоса их существование казалось противоестественным, нелепым. Многое стало до смешного непредставляемым, как, например, слово «прописка»…