Шрифт:
— А как оформлять поездку?
— Туризм. Это называется секс-туризм. Ты представляешь, сколько это стоит?
— Сколько?
— Много. Очень много.
Виктор потер ладони:
— Нам понадобится большой штат. Игорек, нужно искать товар. И самого высшего качества.
— И еще у меня есть план, — загадочно улыбнулась Лейла, — но об этом позже.
Виктор остался единственным кинопроизводителем фирмы. Объединив в себе все мыслимые и немыслимые кинопрофессии, он придумывал новые сюжеты, ставил свет, снимал, разводил мизансцены, репетировал с девками, которых стали иногда приглашать просто на одну съемку, монтировал, накладывал музыку и набирал титры. Только на тиражирование отвозил Мотя. И потом развозил коробки с кассетами и пачки картонных обложек на рынки и по торговым точкам.
Игорю была выделена приличная сумма денег на командировку. По плану он должен был найти надежный канал гарантированной доставки девушек по первому требованию.
Для организации дела на местах скопления девушек из провинции, приехавших в Москву искать счастья, Игорю предстояло найти и склонить к сотрудничеству подходящих людей, которые бы на свой страх и за свой счет могли бы организовать и поддерживать определенный штат предлагаемых к поездкам девушек, регулярно обновлять их фотографии. И делать это творчески. Не просто фотки, а настоящие художественные фотографии, где товар был бы представлен не только лицом, разумеется.
Тем временем в столице чуть не грянула катастрофа. Именно так на фоне непрестанных успехов фирмы выглядел неожиданный визит участкового в квартиру-студию. Как раз в самый разгар работы.
Беспечный Мотя, не спросив, кто там, сразу же распахнул дверь. Участковый потоптался в прихожей, дав время как-то прикрыться участникам съемок.
Мотя пригласил его на кухню, угостил пивком. Потом налил водочки.
Участкового все-таки удалось напоить в достаточной мере, для того чтобы незаметно стащить с него штаны и уложить бездыханное милицейское тело на цветастой раскладушечке. И подложить к нему одну из актрис.
Сфотографировали. Целую пленку извели. Потушили свет и стали ждать. Часа через полтора вышла измочаленная девушка, прикрываясь полотенцем.
— Он меня трахнул, — доложила она.
— Ну и ну, — удивился Мотя, — гигант просто! В таком состоянии — это надо уметь.
— Хорошо, иди спать, — разрешил Виктор.
Участковый вышел, сонно зевая и потягиваясь:
— Ну, Мотька, наливай на посошок. Мне пора. Скоро дежурство кончается.
Оделся и ушел.
Мотя Гладильщиков, допустивший такой непростительный промах, для верности сунул участковому в карман три сотни рублей. Из своих собственных.
— Да, — перевел дух Виктор, — нужно менять дислокацию.
Позвонили Лейле — посоветоваться.
— Ладно, — после недолгого раздумья сказала она, — приезжайте ко мне, можете пожить некоторое время. Пока не снимете новое помещение для студии.
Вечером, когда они подъехали к шикарному коттеджу Лейлы, хозяйка ожидала гостей на крыльце:
— Привет, мальчики и девочки, проходите на второй этаж. Располагайтесь. Только обувь снимайте, а то ковры затопчете…
— Не затопчем. — Авербух галантно поцеловал ручку хозяйки и снял ботинки. — Кстати, Лейла, я тебя давно хотел спросить: Ладода — это фамилия или кликуха?
— Много будешь знать, скоро состаришься, — отрезала та и повела их наверх.
Несмотря на то что ей не раз приходилось рассказывать слезливые, душещипательные истории клиентам, подробностями своей настоящей биографии Лейла предпочитала ни с кем не делиться.
23
Вероника не любила рано вставать. Даже когда ей приходилось это делать, она просыпалась медленно, неохотно. Сначала ей снились так называемые предутренние сны, крайне быстрые, неясные, оставляющие не яркие, образные картинки, а скорее некое чувство тревоги и тоски.
Вот и сейчас, проснувшись и потягиваясь на своей широкой кровати, она пыталась воссоздать образы ушедшего сна: какая-то толпа, вроде бы вокзал, и одновременно холмы, горы, вот она уже куда-то лезет, карабкается вверх…
— Вероника-а! — слышится чей-то голос.
Она оглядывается, роняет сумку, пытается поймать ее на лету — и падает.
И вот уже нет толпы, а есть только нескончаемая лестница, ступеньки которой невероятно высоки. С трудом поднимается по ней Вероника: каждая ступенька все выше и выше. Нет больше никаких сил карабкаться вверх. Неожиданно появляется бабушка Вероники, умершая много лет назад, и говорит:
— Вот она, сумка, нашлась, — причем ее голос звучит как-то неприятно резко, у самого уха.
«Какая сумка? — думает Вероника, — при чем тут сумка, ведь бабушка умерла пятнадцать лет назад…»
— Вот она — сумка! — с такой же резкостью и громкостью звучит тот же голос рядом с Вероникой.
Бритвина открыла глаза.
Это Валентина, приходящая домработница, бывшая знакомая матери Вероники, убираясь, обнаружила за диваном сумку и сочла нужным сообщить об этом хозяйке.
«Господи, ну почему, когда я сплю, обязательно нужно подойти и рявкнуть у самого уха?»