Шрифт:
— Ты его просто недооцениваешь, он находчивый и предприимчивый человек! — тем же шутливым тоном вставил реплику Мизель.
— Я приказал доставить эти вещи в комендатуру. Он повиновался, хотя и был недоволен. А тут приходит ко мне местный профессор селекции, очень щепетильный старик, и рассказывает, как он вечером зашел к городскому голове и застал его за любопытным занятием: Муркин пересчитывал золото в большой шкатулке. Увидел Калачникова, закрыл шкатулку на замок и отнес ее в спальню. Сделали обыск. Нашли. Под половицами в русских избах имеется бревно, они его называют, кажется, слегой. Так вот в этой слеге Муркин умудрился выдолбить углубление и спрятать там шкатулку. Даже жена и дочь не догадывались о сокровищах, которыми располагал глава их семейства.
— Профессора наградил?
— Это очень старомодный человек. Я, говорит, действовал не ради поощрения, а так, совесть подсказала.
— Среди стариков такие еще встречаются. Род вымирающих! Как же объяснил все это господин городской голова?
— Сначала, конечно, отпирался. Отцовское, говорит, наследство. А на дореволюционном отцовском наследстве знаки советских ювелирных фабрик! Сознался и сразу же выдал с потрохами начальника полиции: тоже брал.
— Как они умудрились стащить эти ценности?
— Перед экзекуцией [8] во рву в прошлом году Муркин лично обыскивал евреев. Все ценности он складывал в особый чемодан. Естественно, что вещи у них были, мы оповестили, что переселяем их в другое место, одежду и ценные предметы можно забирать с собой. Когда из оцепления вернулся начальник полиции, городской голова сам предложил ему некоторые золотые вещи. Начальник полиции уже тогда догадался, что голова сумел упрятать самое ценное в свои вместительные карманы. С тех пор он был зол на Муркина и часто поносил его, но о хищении ценностей ничего не сообщал: боялся. Вчера я делал им очную ставку. Начальник полиции был приперт к стенке. У Муркина отличнейшая память: назвал все предметы. Я дал двое суток сроку.
8
На фашистском языке означало расстрел.
— Не сбежит твой начальник полиции?
— Куда, Гельмут? Он еще хочет жить! У партизан ему обеспечена пуля, а у нас в худшем случае тюремное заключение. Я ему гарантировал, что судить мы его не будем, если он сдаст все золото и драгоценные камни.
— Кого ты намечаешь городским головой? Может, назначить твоего профессора селекции?
— Нет, не подойдет, — возразил Хельман. — Стар и слаб. Слез не переносит. Для такого дела надо искать другого человека. Профессор сейчас готовится к тому, чтобы выращивать под Шелонском картошку и овощи. Я получил приказание обеспечить прибывающую дивизию картошкой и овощами.
— Найдешь кандидатуру — пришли все документы. Я вызову к себе.
— Хорошо.
— Мы тут, Ганс, охотимся за советскими агентами. Эггерт несколько раз шел по их следам, и всякий раз агенты ускользали. Возможно, что это провокация партизан. Но я склонен предполагать, что это были советские лазутчики.
— Чем я могу быть полезен, Гельмут?
— Переговори со своими осведомителями, более надежными людьми. Пусть они почаще ходят в лес. Эггерт кое-что уточнил. Например, один из агентов прямо-таки пережевывает окурки во время передач. Один ходит в подшитых валенках, а другой в новых. Новые валенки черного цвета, это установлено по волоскам, оставшимся на следах.
— Такое поручение я своим людям дам. Пообещаю высокую награду.
— Да, денег мы не жалеем!.. Кстати, если русские узнают о предстоящем прибытии в Шелонск дивизии СС, они усилят разведывательную деятельность. Все подготовительные работы надо вести в строжайшей тайне.
— Я так и делаю, Гельмут.
В дверь постучали. Просили коменданта. Хельман вышел и вернулся минут через пять. Позади него плелся полицай, краснощекий мужчина лет сорока, в шубе, с зеленой повязкой на рукаве.
— Гельмут, он принес странное сообщение, — сказал по-немецки Хельман. — Он вел наблюдение. Представляешь: взял на подозрение кулака Поленова. Факт заслуживает внимания.
— Да? Я мало верю твоему полицаю! Каков поп, таков и приход, как говорят русские. Каков начальник полиции, таковы и полицаи. Я его допрошу у себя, потом зайду к тебе. Ты не собираешься отлучаться?
— Нет, до обеда я буду здесь. После обеда надо отправить гроб. Звонили, что специальный вагон утром уже был в Низовой, скоро прибудет в Шелонск.
— Тогда жди.
«Хотя бы Поленов провалился! — не без злорадства думал Хельман после ухода Мизеля. — Это будет удар по самолюбию Гельмута!»
Еще не рассвело, когда в дом Поленова постучали. Барабанили очень сильно. Никита Иванович вскочил с кровати и подбежал к Тане.
— Слышишь? — шепотом спросил он.
— Слышу, — неохотно, спросонья проговорила она.
— Кто бы это мог быть?
— Наверное, от Огнева…