Иногда эвакуированных подводила дававшая сбои финансовая система страны. 5 сентября 1941 года сокрушался Н. Виноградов-Мамонт: «…утром пришло известие: мне перевели из Москвы 100 руб[лей]. Денег на почте я не получил, ибо в кассе — пусто» [609] .

Чтобы выжить в непривычной обстановке, группа писателей, находившихся в Свердловске, в двадцатых числах октября 1941 года объединилась в Литературный центр на Урале. Его руководителями были А. Караваева, Ф. Гладков, П. Бажов, Л. Кассиль. Они считали создание центра легитимным, так как он был организован во время пребывания в Свердловске А. Фадеева. К тому же создание такого объединения «подсказывалось самой жизнью». Его руководители обратились к А. Фадееву с просьбой помочь юридически оформить организацию, выделить средства на канцелярские и прочие расходы, а также на зарплату ее постоянным работникам [610] .

А. Фадеев посчитал, что создание Литературного центра — ошибка. Ссылался он на указание правительства, воспрещающее создание филиалов всесоюзных организаций. Во время пребывания в Свердловске он одобрил лишь совместную работу писателей на Урале [611] . Литературный центр был ликвидирован. Руководители ССП считали, что в Свердловске вполне хватает уполномоченного Правления Союза писателей, которому выплачивался оклад в размере 750 рублей и выделялось 500 рублей в месяц на организационные расходы. Активу писателей предлагалось работать на общественных началах [612] .

Часто здоровье писателей не позволяло жить в природных условиях тех мест, куда их эвакуировали. Некоторые предпринимали попытки куда-нибудь переехать, но осуществить это желание было не так-то просто. 27 октября 1941 года М. Исаковский, В. Билль-Белоцерковский и С. Суркова обратились за помощью к С. Маршаку. В своем письме они, ссылаясь на возраст и наличие малолетних детей, просили помочь уехать из Чистополя и сделать это по возможности срочно — на Каме заканчивалась навигация и над ними нависла угроза остаться в изоляции еще на 5–6 месяцев. Писатели боялись, что не смогут пережить суровую зиму, так как морозы в этой местности достигали пятидесяти градусов, а зима сопровождалась ветрами, буранами и заносами [613] .

В Чистополе находилась большая группа эвакуированных писателей — 76 человек и несколько сот членов их семей. Большой вклад в налаживание здесь сносных жилищно-бытовых условий внесли групком и общественный Совет эвакуированных, который возглавлял К. Тренев. По инициативе членов групкома для писателей была организована столовая, выделялись земельные участки, производилась заготовка дров. Организованный детский интернат снабжался продовольствием, одеждой, обувью. Деятельность К. Тренева во время эвакуации положительно оценивали многие писатели. П. Павленко, например, вспоминал: «В суровую зиму 1941/42 года он, уже пожилой человек с расшатанным здоровьем, ходил на вывозку дров с реки, участвовал в субботниках, ездил в Казань и Москву за продовольствием для писательских детей, а затем увлекся и местными делами — хлопотал о чем-то для Чистопольского краеведческого музея, для городской библиотеки, захаживал на завод, эвакуированный из Москвы, и уже мечтал о заводском лектории, о разъездах — по району — писательских бригад…» [614]

Писатели устраивались по-разному, в зависимости от своего материального положения. «Некоторые из них снимали целые дома, а он [Б. Пастернак] ютился в небольшой и неудобной комнатушке (улица Володарского, 75). Контраст его быта с бытом, например, Леонова] или Ф[едина] был поразительный. Л. держал даже специального сторожа, который охранял по ночам с охотничьим ружьем его чемоданы. Один литератор бочками скупал мед на местном рынке, где цены вскоре стали бешеными. Другой, чтобы не зависеть от привоза на рынок мяса, купил сразу целого быка… Я помню новеллиста Г[ехта], продававшего на рынке белье жены… На том же рынке поэт А[сеев], женатый на сестре жены Г., привезший большие сбережения и живший припеваючи, бродил с сумкой, скупая за бесценок разные вещи. Поэт и переводчик, в прошлом парижанин, музыкант и танцор, книга стихов которого вышла с иллюстрациями Пикассо, Валентин Парнах… следил в столовке за пару мисок пустых щей, чтобы входящие плотно прикрывали дверь. Помещение не отапливалось» [615] .

А вот воспоминание о том, в каких условиях жила в эвакуации в Ташкенте А. Ахматова: «В ней [комнате] едва помещалась железная кровать, покрытая грубым солдатским одеялом, единственный стул, на котором она сидела… Посередине маленькая нетопленая печка-„буржуйка“, на которой стоял помятый железный чайник и одинокая кружка на выступе окошка „кассы“. Кажется, был еще ящик или что-то вроде того, на чем она могла есть» [616] .

Надо сказать, что привычки некоторых писателей приводили местных жителей в недоумение. «Многим показалось странным, например, что К Тренев привез с собой в эвакуацию большущего дога и маленькую вертлявую собачонку» [617] .

Дрова — особая часть чистопольского быта. Без них хозяева не пускали на квартиру жильцов. Не случайно сохранился в памяти А. Гладкова такой эпизод: «Однажды райисполком выделил писателям несколько десятков кубометров сырых промерзших дров, сложенных далеко на берегу Камы. Подъезда к ним почему-то не было, и сначала их нужно было перетаскать к дороге. Состоятельное меньшинство наняло грузчиков и возчиков, но большинство отправились таскать дрова сами» [618] .

В эвакуации литераторы объединялись не только вокруг местных отделений Союза писателей — были и неформальные объединения. О таком объединении в Чистополе вспоминала З. Пастернак: «В городе нашелся дом, где раз в неделю собирались писатели. Это был дом Авдеева, местного врача… В дни сборищ писатели там подкармливались пирогами и овощами, которыми гостеприимно угощали хозяева… Там читали стихи, спорили, говорили о литературе, об искусстве» [619] .