— Я бы не возмутился, — продолжил Коун, — если бы они поступили так в то время, когда ты заслонил их. Если бы не ты, многие работающие сегодня продюсеры, писатели, режиссеры оказались бы не у дел! Ты заткнул рот этой комиссии, прежде чем она успела развернуться всерьез. А теперь эти негодяи на студиях с толстыми сигарами и большими животами, которые несколько месяцев тому назад так перепугались, что были готовы целовать тебя в задницу, говорят мне: «Извини, но Джефферсон… от этой фамилии дурно пахнет… люди считают, что он причастен… что он тоже коммунист… иначе почему он стал бы защищать их? Извини, мы не можем рисковать».

— Ты хочешь сказать, что я попал в черный список? — спросил Джеф. — Только за то, что я выступил перед комиссией и сказал под присягой правду?

— Я хочу сказать следующее: они предпочитают не связываться с человеком, чья фамилия напоминает публике о самом факте расследования, — твердо произнес Доктор.

— Что мы будем делать? — спросил Джеф.

— Что мы будем делать? — повторил Доктор. — Я знаю, что мы не должны делать. Нам не следует бороться. Мы не должны пускаться в объяснения, оправдываться, устраивать публичный скандал. Это только еще сильнее разозлит их. А я и так уже достаточно разозлил их.

Последняя фраза прозвучала не как эпилог, а как пролог к новому заявлению.

— Малыш, — Доктор наклонился над столом и положил свою руку на руку Джефа, — малыш, мы знали хорошие времена. И плохие. И я всегда любил тебя. Может быть, в плохие времена даже сильнее, чем в хорошие. Потому что ты — джентльмен. Человек чести.

Джеф не ответил даже своей обычной полуулыбкой. Похоже, Доктор готовился сообщить нечто слишком зловещее.

— Поэтому я хочу быть с тобой честным, малыш. Я должен сказать тебе — найди другого агента.

Неистовый спазм сдавил желудок Джефа. Это заявление было самым шокирующим и страшным из всех, какие ему доводилось выслушивать в этом городе. Он почувствовал, что на его спине и груди выступил пот.

— Я бы поступил нечестно, не сказав тебе этого. Сначала я подумал, что мои ребята потеряли энтузиазм, потому что студии слишком часто отвергали тебя. Поэтому я сам взялся за дело. Я был уверен, что смогу добиться успеха. Поэтому обнадежил тебя перед твоим отъездом в Палм-Спрингс.

Внезапно Джеф перебил Доктора со злостью в голосе:

— Тут как-то замешан Мо Рашбаум?

— Мо Рашбаум? Прокатчик не может иметь к этому отношения. Источник беды здесь, в этом городе!

— Я просто подумал… ну, он…

Джеф не закончил фразу.

— Вот что я скажу, малыш. Я, верно, потерял голову. Их неблагодарность так возмутила меня, что я послал всех к черту! Все студии! Конечно, я выпустил пар, но ничего не добился. Только нажил себе врагов. Думаю, именно это я и сделал. Нажил себе врагов.

Он задумался на мгновение, потом сказал:

— Лично я не пострадаю из-за этих проституток. Когда я предложу им новый горячий товар, они широко распахнут передо мной двери и бросятся целовать мои ноги. Но ты — это другая история. Как ты сможешь снова стать горячим товаром?

— Роль, — с горечью напомнил ему Джеф. — Роль в той картине могла сделать это!

— Возможно, — согласился Доктор. — Может быть, мне следовало позволить тебе работать за возмутительно низкий гонорар.

Эта фраза обеспокоила Джефа так же сильно, как и совет найти другого агента. Ирвин Коун никогда не признавался клиенту в совершении серьезной ошибки. Очевидно, положение действительно было весьма плохим.

— Мне нужно еще выпить! — внезапно сказал Доктор; он повернулся, чтобы подозвать официанта.

Ожидая новые напитки, оба мужчины молчали. Джеф думал о том, как воспримет новость киноиндустрия. Все решат, что ТКА отказалась от Джефа Джефферсона, а не наоборот. Если Доктор бросал актера, тем более супруга своей важнейшей клиентки, это само по себе было равнозначно поцелую смерти.

Отпив полбокала, Доктор внезапно предложил:

— Тебе следует попытать счастья на сцене! На Бродвее! Хорошая роль в хорошем спектакле возродит тебя.

— Последний раз я играл на сцене во время учебы в колледже. И даже тогда без большого успеха.

— Ты — известная личность. У тебя есть имя. В Нью-Йорке на тебя будет спрос.

— Эти нью-йоркские критики только и ждут шанса освистать любую кинозвезду. Ты это знаешь.

— Не тебя, Джеф. Уже по политическим причинам они будут добры к тебе.

Доктор якобы пытался утешить его, но Джеф интерпретировал замечание Коуна как попытку протянуть ему спасительную соломинку надежды на выход из абсолютно безнадежной ситуации.