— Строгий, — поправил его отец. — Великие учителя всегда отличаются большой требовательностью. Свой недостаток таланта ты должен компенсировать усердием.

— Здравствуйте, мистер Вудруфф, — вмешался я. — Меня зовут Том Винго. Футбольный тренер Бернарда.

Я протянул ладонь Вудруффу-старшему и услышал:

— Я не отвечаю на рукопожатия.

Он поднял вверх свои длинные красивые кисти.

— Мои руки — это моя жизнь. Ведь я скрипач.

— Может, тогда потремся носами? — весело предложил я, надеясь отвести внимание рассерженного отца от его сына.

Герберт Вудруфф вновь проигнорировал меня и обратился к Бернарду:

— Горничная рассказала мне, где тебя искать. Возвращайся домой. Свяжись с профессором Гринбергом и извинись. А потом — за скрипку. Будешь упражняться не менее трех часов.

— Но у меня еще не закончилась тренировка, — пробубнил Бернард.

— Нет, закончилась. Твои занятия спортом закончились навсегда. Надеюсь, теперь ты убедился, что я неизменно раскрываю ваши с матерью маленькие хитрости.

— Бернард, на сегодня достаточно, — опять вклинился я. — Беги домой и берись за скрипичные упражнения. Возможно, мы с твоим отцом сумеем договориться.

Бернард быстро зашагал к западному выходу из Центрального парка. Мы остались одни.

— Знаете, мистер Вудруфф, ваш сын — очень хороший футболист.

Бернард, лавируя среди машин, перебегал улицу. Мы с Вудруффом-старшим провожали его глазами.

— Кому важна эта чепуха? — поморщился скрипач, поворачиваясь ко мне.

— Прежде всего самому Бернарду. — Я всеми силами сдерживал раздражение. — Ваша жена просила меня потренировать его.

— Ничего не обсудив со мной. Впрочем, теперь вы и сами в этом убедились, мистер… Простите, как вы представились?

— Винго. Том Винго.

— Жена говорила о вас. Вы ведь, кажется, с Юга?

— Я слушал вас на Сполетском фестивале [170] в Чарлстоне. Вы потрясающе играли.

— Благодарю, — сухо произнес Герберт. — Мистер Винго, вам знакома Чакона Баха?

— Стыдно признаться, но я плохо разбираюсь в классической музыке.

— Жаль. Я в десять лет играл Чакону без единой ошибки. Бернард только в этом году включил ее в свой репертуар, и его исполнение изобилует небрежностью.

— А как вы играли в футбол в свои десять? — осведомился я.

— Никак, мистер Винго. Я терпеть не могу спорт и все, что с ним связано. Бернард об этом осведомлен. Должно быть, футбол кажется ему чем-то экзотическим по сравнению с концертными залами, в которых он вырос.

— Не думаю, что футбол может серьезно повредить вашему сыну, — заявил я.

— Эта прихоть может навсегда перечеркнуть его желание стать скрипачом, — отрезал Герберт Вудруфф.

— Ваша жена как-то обмолвилась, что вы рассердились, узнав о наших с Бернардом тренировках.

— Сьюзен относится к Бернарду… сентиментально. А я — нет. У меня тоже был тяжелый период отрочества, но родители мне не потакали. Они считали дисциплину высшей формой любви. Если Бернард жаждет движений, Чакона всегда к его услугам.

— Мистер Вудруфф, почему бы вам обоим как-нибудь не выйти сюда и не погонять мячик?

— У вас удивительное чувство юмора, мистер Винго, — заметил скрипач.

— Я серьезно, мистер Вудруфф. Футбол для Бернарда — всего лишь проходящее увлечение, но ваш сын оценит, если вы проявите к этому хобби хоть каплю интереса. Возможно, тем самым вы даже приблизите время, когда Бернард полностью охладеет к спорту.

— Я уже предпринял ряд шагов в этом направлении. На весь остаток лета я отправляю сына в музыкальный лагерь у подножия Адирондакских гор. При попустительстве моей жены и с вашей помощью Бернард напрочь забыл о музыке.

— Конечно, это не мое дело, сэр, но я бы не стал так поступать с мальчишкой.

— Вы совершенно правы, мистер Винго. Это не ваше дело, — раздраженно-учтивым тоном сказал Герберт Вудруфф.

— Если вы увезете его в лагерь, он никогда не станет тем скрипачом, каким вы хотите его видеть.

— Я его отец и смею вас уверить: Бернард станет именно таким скрипачом.

С этими словами Герберт Вудруфф повернулся и зашагал к своему дому.

— А я — его тренер и бьюсь об заклад, сэр: своими действиями вы уже превратили Бернарда в футболиста, — вдогонку крикнул я.