Агент орет мне, что как бы замечательно ты ни выглядел, твое тело — это всего лишь костюм, который ты надеваешь на церемонию вручения «Оскара», чтобы выйти на сцену в приличном виде.

Твое тело — просто приспособление.

Руки — чтобы принять Нобелевскую премию.

Губы — чтобы послать воздушный поцелуй ведущему ток-шоу.

И при этом ты должен выглядеть безупречно.

Где-то в районе сто двадцатого этажа тебя душит смех. Все равно ты его потеряешь. Свое тело. Ты уже его теряешь. Время поставить на карту все.

Вот почему ты говоришь «да», когда агент приносит тебе анаболические стероиды. Ты говоришь «да» сеансам загара в солярии. Электролиз? Да. Новые зубы? Да. Дермабразия? Да. Химический пилинг? Как утверждает агент, чтобы стать знаменитым, надо всегда отвечать только «да».

В машине, по дороге из аэропорта, агент показал мне свое лекарство от рака. Оно называется «химиопанацея». Идея такая, что опухоль просто рассасывается под его воздействием, говорит агент, открывает портфель и достает коричневый пузырек с темными капсулами внутри.

Это было чуть раньше, еще до того, как я познакомился с лестницей-тренажером, — в мою первую личную встречу с агентом, когда он встретил меня в аэропорту в Нью-Йорке. Еще до того, как он заявил мне, что я пока толстоват для того, чтобы стать знаменитым. До того, как меня превратили в продукт для выпуска на рынок. Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, был уже поздний вечер. Ничего особенного. Темно. Все так же, как дома. Та же ночь, та же луна на небе, и агент — самый обыкновенный дядька в очках и с косым пробором.

Мы пожали друг другу руки. Вышли из аэропорта. Машина подъехала, мы уселись на заднее сиденье. Садясь в машину, он слегка приподнял брюки на коленях, чтобы не смялись стрелки. Костюм у него явно сшит на заказ. Он весь словно сшит на заказ.

Он весь — надежный и вечный. Я смотрю на него и испытываю то же чувство вины, что пробивает меня всякий раз, когда я покупаю товары, не предназначенные для повторного использования или не подлежащие переработке.

— Наше второе лекарство от рака называется «онкология», — говорит он и передает мне еще один коричневый пузырек. Мы с ним сидим на заднем сиденье. Машина просто отличная: черные кожаные сиденья, мягкая стеганая обивка салона. И идет даже плавнее, чем самолет.

Во втором пузырьке — тоже какие-то темные капсулы. Имеется и этикетка с названием. Все как положено. Агент достает из портфеля очередной пузырек.

— Это одно из лекарств от СПИДа, — говорит он. — Наше самое популярное. — Он достает и достает пузырьки. — Вот наше ведущее средство от туберкулеза для людей с невосприимчивостью к антибиотикам. А вот — от цирроза печени. От болезни Альцгеймера. От множественного неврита. От множественной миеломы. От рассеянного склероза. От риновируса, — говорит он, трясет пузырьки в руке, так что таблетки внутри гремят, и передает их мне.

Вирусепт, написано на одной этикетке.

Злокачестон, написано на другой.

Церебраспас.

Кохамор.

Полная абракадабра.

Все пузырьки — одного размера, из коричневой пластмассы, с белыми защитными крышечками «от детей» и этикетками одинакового дизайна.

Агент упакован в серый шерстяной костюм и оснащен только портфелем. Очки на носу, за очками — два карих глаза. Рот. Чистые ногти. Совершенно непримечательный дядька. Ничего выдающегося в нем нет, кроме того, что он мне говорит.

Он говорит:

— Назови любую болезнь, и у нас уже есть готовое лекарство. — Он достает из портфеля еще горсть коричневых пузырьков и трясет их в руке. — Я специально захватил все с собой, чтобы наглядно тебе показать что к чему.

С каждой секундой наша машина въезжает все глубже и глубже в ночной Нью-Йорк. Слева и справа — другие машины идут наравне с нами, не обгоняют и не отстают. Я говорю, что меня удивляет, что все эти болезни до сих пор существуют в мире.

— Да, это стыд и позор, — говорит агент, — что медицинские технологии по-прежнему так отстают от маркетинга. Я имею в виду, что программа продвижения товаров на рынке у нас готова на годы вперед, реклама в толстых журналах, всякие акции для врачей, коктейли с раздачей призов, в общем, рынок готов и ждет, но когда дело доходит до разработок и производства, тут начинается старая песня. НИОКР отстают на годы. Подопытные обезьяны по-прежнему мрут как мухи.

Кажется, что его безупречные зубы вставлял ювелир.

Таблетки от СПИДа выглядят в точности так, как таблетки от рака, выглядят в точности так, как таблетки от диабета. И я спрашиваю: так на самом деле их еще не придумали?

— Давай не будем использовать слово «придумали», — говорит агент. — А то звучит как-то мудрено, словно мы тут махинациями занимаемся.

Но они ненастоящие?

— Конечно, они настоящие, — говорит он и забирает у меня первые два пузырька. — Они охраняются авторским правом. Мы владеем авторским правом почти на пятнадцать тысяч наименований продукции, которая сейчас находится в разработке, — говорит он. — В частности, и на тебя тоже.