Кроме, может быть, Адама.

Вдвоем они знают о моей жизни больше, чем знаю я сам.

Согласно моему дорожному атласу и плану маршрута, говорит агент, машина прибудет через пять минут.

Время жить дальше.

Время идти добровольцем на сверхсрочную службу.

Пусть мне привезут темные очки. Я хочу путешествовать нарочито инкогнито. Я хочу, чтобы там, в лимузине, были черные кожаные сиденья и тонированные стекла, говорю я агенту. Я хочу, чтобы в аэропорту собрались толпы и чтобы они скандировали мое имя. Я хочу много вкусных коктейлей. Хочу личного тренера по фитнесу. Хочу сбросить пятнадцать фунтов. Хочу, чтобы волосы у меня были гуще. Хочу, чтобы нос у меня был меньше. Безупречные зубы. Раздвоенный подбородок. Высокие скулы. Я хочу маникюр. И хороший загар.

Я пытаюсь припомнить, что еще Фертилити не нравилось в моей внешности.

Где-то над Небраской я вдруг вспоминаю, что забыл свою рыбку.

И что она, наверное, голодная.

По традиции Церкви Истинной Веры даже у миссионеров труда должен быть кто-то — кошка, собака, рыбка, — чтобы было о ком заботиться. Как правило, это была рыбка. Просто кто-то, кому ты нужен. Кто-то, кто ждет тебя дома. Кто спасает тебя от одиночества.

Рыбка — это то самое, что заставляет тебя закрепиться на одном месте. Согласно церковной доктрине, именно по этой причине мужчина берет в жены женщину, а женщина рожает детей. Человеку обязательно нужно что-то, вокруг чего строить жизнь.

Это, наверное, ненормально, но ты отдаешь этой крошечной рыбке всю душу, пусть даже до этого у тебя было уже шестьсот сорок таких же рыбок, и ты просто не можешь бросить ее умирать от голода.

Я говорю стюардессе, что мне надо вернуться, а она пытается вырвать у меня свой локоть, в который я судорожно вцепился.

В самолете — ряды и ряды сидений, где сидят люди. Все эти люди летят в одно место, высоко-высоко над землей.

Перелет до Нью-Йорка — это очень похоже на то, как мне представлялся Поход в Небеса.

Поздно уже возвращаться, говорит стюардесса. Сэр. У нас беспосадочный перелет. Сэр. Самолет нельзя развернуть назад. Может быть, когда мы приземлимся, говорит она, может быть, я смогу кому-нибудь позвонить. Сэр.

Но звонить некому.

Никто не поймет.

Ни домовладелец.

Ни полиция.

Стюардесса все-таки вырывает локоть. Одаряет меня выразительным взглядом и уходит дальше по проходу.

Все, кому я мог бы позвонить, мертвы.

Поэтому я звоню единственному человеку, который может помочь. Меньше всего я хочу звонить именно этому человеку, но я все же звоню, и она берет трубку после первого же гудка.

Телефонистка спрашивает, согласна ли она оплатить разговор, и где-то за сотни миль от меня Фертилити отвечает: да.

Я говорю: привет, и она отвечает: привет. Похоже, она ни капельки не удивилась.

Она говорит:

— Почему ты не пришел к склепу Тревора? Мы же с тобой договаривались на сегодня.

Я говорю: я забыл. Я всю жизнь только и делаю, что забываю. Это мой самый ценный рабочий навык.

Я говорю: я насчет моей рыбки. Она умрет, если ее не кормить. Может быть, для нее это не важно, но для меня эта рыбка — всё. Кроме нее, у меня сейчас нет никого, о ком я забочусь и беспокоюсь, так что Фертилити нужно зайти ко мне и покормить рыбку, а еще лучше — забрать ее к себе домой.

— Да, — говорит она. — Да. Твоя рыбка.

Да. И ее нужно кормить каждый день. Там у аквариума, на холодильнике, — ее самый любимый корм. Я даю Фертилити адрес.

Она говорит:

— Ладно, приятного тебе превращения в большого международного духовного лидера.

Мы с ней разговариваем, и расстояние между нами все больше и больше с каждой секундой. Самолет уносит меня на восток. На сиденье рядом со мной — пробные главы моей будущей автобиографии. И честно сказать, я был в шоке, когда их прочел,

Я спрашиваю: откуда ты знаешь?

И она говорит:

— Я вообще много знаю. Ты даже представить себе не можешь, сколько всего я знаю.

И что, например? Что еще она знает?

И Фертилити говорит:

— А чего ты боишься, чтобы я не узнала?

Стюардесса заходит за занавеску и говорит:

— Он беспокоится о своей рыбке.

Какие-то женщины за занавеской смеются, и одна из них говорит:

— Он что, больной?

И я говорю не только для Фертилити, но и для всего экипажа: просто так получилось, что я остался последним из целой религиозной секты, ныне почти исчезнувшей. Я — последний, кто выжил.