Есть всюду свет... Человек в тоталитарном обществе
вернуться

Виленский Семен Самуилович
Шрифт:
2
Опять поминальный приблизился час. Я вижу, я слышу, я чувствую вас. И ту, что едва до окна довели, И ту, что родимой не топчет земли, И ту, что, красивой тряхнув головой, Сказала: «Сюда прихожу, как домой». Хотелось бы всех поименно назвать, Да отняли список, и негде узнать. Для них соткала я широкий покров Из бедных, у них же подслушанных слов. О них вспоминаю всегда и везде, О них не забуду и в новой беде. И если зажмут мой измученный рот, Которым кричит стомильонный народ, Пусть так же оне поминают меня В канун моего погребального дня. А если когда–нибудь в этой стране Воздвигнуть задумают памятник мне, — Согласье на это даю торжество, Но только с условьем: не ставить его Ни около моря, где я родилась (Последняя с морем разорвана связь), Ни в царском саду у заветного пня, Где тень безутешная ищет меня, А здесь, где стояла я триста часов И где для меня не открыли засов. Затем, что и в смерти блаженной боюсь Забыть громыхание черных марусь, Забыть, как постылая хлопала дверь И выла старуха, как раненый зверь. И пусть с неподвижных и бронзовых век Как слезы струится подтаявший снег, И голубь тюремный пусть гулит вдали, И тихо идут по Неве корабли.

Около 10 марта 1940

Фонтанный Дом

ВЛАДИМИР НАБОКОВ

РАССТРЕЛ

Бывают ночи: только лягу, в Россию поплывет кровать, и вот ведут меня к оврагу, ведут к оврагу убивать. Проснусь, и в темноте, со стула, где спички и часы лежат, в глаза, как пристальное дуло, глядит горящий циферблат. Закрыв руками грудь и шею, — вот–вот сейчас пальнет в меня — я взгляда отвести не смею от круга тусклого огня. Оцепенелого сознанья коснется тиканье часов, благополучного изгнанья я снова чувствую покров. Но сердце, как бы ты хотело, чтоб это вправду было так: Россия, звезды, ночь расстрела и весь в черемухе овраг.

1927

Берлин

БОРИС ПАСТЕРНАК

ДУША

Душа моя, печальница О всех в кругу моем! Ты стала усыпальницей Замученных живьем. Тела их бальзамируя, Им посвящая стих, Рыдающею лирою Оплакивая их, Ты в наше время шкурное За совесть и за страх Стоишь могильной урною, Покоящей их прах. Их муки совокупные Тебя склонили ниц. Ты пахнешь пылью трупною Мертвецких и гробниц. Душа моя, скудельница, Всё виденное здесь, Перемолов, как мельница, Ты превратила в смесь. И дальше перемалывай Всё бывшее со мной, Как сорок лет без малого В погостный перегной.

1956

ИВАН ЕЛАГИН

АМНИСТИЯ

Еще жив человек, Расстрелявший отца моего Летом в Киеве, в тридцать восьмом. Вероятно на пенсию вышел. Живет на покое И дело привычное бросил. Ну, а если он умер, — Наверное жив человек, Что пред самым расстрелом Толстой Проволокою Закручивал Руки Отцу моему За спиной. Верно, тоже на пенсию вышел. А если он умер, То наверное жив человек, Что пытал на допросах отца. Этот, верно, на очень хорошую пенсию вышел. Может быть, конвоир еще жив, Что отца выводил на расстрел. Если б я захотел, Я на родину мог бы вернуться. Я слышал, Что все эти люди Простили меня.

1986

МАРИНА ЦВЕТАЕВА

РАССВЕТ НА РЕЛЬСАХ

Покамест день не встал С его страстями стравленными, Из сырости и шпал Россию восстанавливаю. Из сырости — и свай, Из сырости — и серости. Покамест день не встал И не вмешался стрелочник. Туман еще щадит, Еще в холмы запахнутый Спит ломовой гранит, Полей не видно шахматных… Из сырости — и стай… Еще вестями шалыми Лжет вороная сталь — Еще Москва за шпалами! Так, под упорством глаз — Владением бесплотнейшим Какая разлилась Россия — в три полотнища! И — шире раскручу! Невидимыми рельсами По сырости пущу Вагоны с погорельцами: С пропавшими навек Для Бога и людей! (Знак: сорок человек И восемь лошадей.) Так, посредине шпал, Где даль шлагбаумом выросла, Из сырости и шпал, Из сырости — и сирости, Покамест день не встал С его страстями стравленными — Во всю горизонталь — Россию восстанавливаю! Без низости, без лжи: Даль — да две рельсы синие… Эй вон она! — Держи! По линиям, по линиям…

12 октября 1922

ОБ АВТОРАХ

ПЛАТОНОВ АНДРЕЙ ПЛАТОНОВИЧ

(1899–1951)

Родился в Воронеже в семье слесаря железнодорожных мастерских. В юности сменил много рабочих профессий. В 1918–1921 гг. активно занимался журналистикой, совмещая ее с работой на железной дороге и учебой в Воронежском политехническом институте. После публикации рассказа «Усомнившийся Макар» (1929) и «бедняцкой хроники» «Впрок» (1931) — иронического описания коллективизации — Платонов оказывается в опале. В 1938 г. по сфабрикованному делу был арестован единственный сын Платонова, пятнадцатилетний подросток. В прозе Платонова мир предстает как противоречивая, часто трагическая целостность человеческого и природного бытия: повести «Епифанские шлюзы» (1927), «Город Градов» (1928), «Река Потуцань» (1937). В посмертно опубликованных романах «Чевенгур», «Счастливая Москва», повестях «Котлован», «Ювенильное море», «Джан» — неприятие навязываемых форм переустройства жизни. Боль за людей, принесенных в жертву социалистическому эксперименту, пульсирует в тяжелых, как перевернутых плугом, пластах платоновской прозы.

КОРОЛЕНКО ВЛАДИМИР ГАЛАКТИОНОВИЧ

(1853–1921)

Писатель и публицист, почетный академик Российской академии наук. В 1879 г. был арестован по подозрению в связях с революционными деятелями; в 1881–1884 гг. отбывал ссылку в Якутии. Рассказы и повести «Сон Макара», «Слепой музыкант», «Без языка», «Павловские очерки», «Река играет», автобиографическая повесть «История моего современника» (опубликована посмертно, в 1922 г.) и другие проникнуты демократическими и гуманистическими идеями. Редактор журнала «Русское богатство» (1895–1918). Во время Гражданской войны призывал к прекращению красного и белого террора. Предвидел губительные для России последствия захвата власти большевиками.

ГЕЛЛЕР МИХАИЛ ЯКОВЛЕВИЧ

(1922–1997)

Участник Великой Отечественной войны, узник сталинских лагерей (1950–1956). Доктор исторических наук. В конце 1960–х годов был вынужден уехать из СССР. С 1969 г. жил и работал в Париже. Профессор Сорбонны. Автор ряда книг, исследующих различные аспекты истории и литературы советского периода: «История российской империи», «Утопия у власти» (соавтор — А. Некрич), «Россия на распутье» и других.