Шрифт:
После бани Роберт Розен заснул на полу, и ему приснилась собственная смерть. С высоты пяти метров видел он себя лежащим на помосте, который при ближайшем рассмотрении оказался кухонным столом в его доме в Подвангене. Стол был раздвинут с обеих сторон, так что за ним свободно разместились двенадцать человек. Несмотря на то что он был голым, ему не было холодно. Стол был покрыт белой скатертью, которая раскинулась и по другую сторону окна и терялась где-то вдали. У изголовья горели свечи, двенадцать апостолов о чем-то шептались. Из соседней комнаты слышалось причитание плакальщиц, взывавших к Господу. В дверях возникло волшебное создание, также во всем белом. Когда оно приблизилось, он увидел веснушки на носу и рыжие волосы. Женщина улыбнулась ему и легла рядом с ним, как будто хотела его согреть. Вдруг он увидел, что это был никакой не кухонный стол, а забитая грязью обочина дороги в России. Вместо апостолов он увидел двенадцать березовых крестов, а за ними на поле — целое море могил. Никого из тех, кто уже лежит на этом кладбище, нельзя больше убить, подумал он во сне. Тут к нему вновь приблизилась фигура в белом, легла на него, укрыла его полностью собою, и он почувствовал ее тепло. Если ты мертв, то зачем тебе дышать, начал он было размышлять, как вдруг его разбудил громкий крик «Пожар!». Пробежав по трубе, огонь охватил соломенную крышу.
Они рванулись на улицу. Не найдя там старушки, Роберт Розен побежал обратно в дом и нашел ее спящей в своей каморке. Он вынес ее наружу. Янош вылил ей на голову воду, чтобы погасить искры, которые запутались в ее седых волосах. Стоял невыносимый запах сгоревших человеческих волос. Когда женщина очнулась, то хотела вновь побежать в свой дом, чтобы спасти самые ценные для нее вещи, но солдаты удержали ее от этого.
Напрасно Роберт Розен старался сохранить в памяти образ женщины в белом одеянии. «Наверное, она тоже сгорела в этом пожарище», — подумал он.
Когда все несколько успокоилось, Годевинд похлопал его по плечу.
— Радуйся тому, что фельдфебель не видел тебя со старухой на руках, — сказал он. — Во время пожара солдат спасает свое оружие, а не старую бабу.
В свой дневник Роберт Розен записал:
Сегодня я впервые познал русскую баню. После чего чуть было не лишился жизни в горящем доме. Теперь все чаще задумываюсь о собственной смерти.
На следующий день выпал первый снег.
Адрес должен быть разборчивым, в первую очередь, это касается номера полевой почты. Копию адреса следует вложить в посылку, которая должна быть хорошо защищена от внешних воздействий и не иметь пустого пространства. Не разрешается отправлять в посылках по полевой почте скоропортящиеся продукты, а также огнеопасные предметы (зажигалки, бензин).
«Инструкция Государственной почтовой службы о порядке отправки посылок по полевой почте»Чем дальше они удалялись, тем тоньше становилась нить, связывавшая их с родиной. Уже во время сражений под Вязьмой и Брянском ее протяженность составляла свыше тысячи километров. Радио и почта прикладывали все усилия, чтобы эта ниточка совсем не разорвалась. Если вечерами они сразу же не засыпали от усталости, то сидели рядом с ротной канцелярией и слушали через раскрытые двери хриплый, забиваемый помехами голос, доносивший из Германии песни, полные страстного ожидания. Каждый при этом думал о своем. Гейнц Годевинд о русских истребителях, которые внезапно выныривали с оглушительным ревом над их позициями и тотчас же исчезали в ночи. Вальтер Пуш представлял себе, как британские бомбардировщики вновь вторгались в воздушное пространство рейха, нацелившись на башни церкви Святого Ламберти. Но большинство солдат думало о том, что было им ближе всего: о том, как под луной встречаются два человека.
— Что мы забыли в этой русской глуши, когда в Германии нас ждут миллионы девушек? — спрашивал Янош.
Письма, присланные по полевой почте, были их основной духовной пищей. Если почты не было трое суток, то возникало чувство сродни голоду. На привалах они вновь и вновь читали письма и, по возможности, тут же на них отвечали.
Однажды утром перед маршем капитан заявил, что им не следует рассказывать в письмах домой о плохом. Гестапо правомочно вскрывать полевые письма. Если оно найдет то, что придется ему не по вкусу, то возможны большие неприятности. Командование не допустит, чтобы в Германии население было обеспокоено письмами с фронта и начало бы сомневаться в победе.
Роберт Розен заметил по этому поводу в дневнике:
Я бы охотно спросил его, что означают плохие письма. Можно ли в них сообщать о могилах героев? Об ужасающей грязи в России и чувстве голода, когда запаздывает полевая кухня? Но солдат здесь находится для того, чтобы подчиняться, а не для вопросов. О том, что я с некоторых пор стал разносчиком вшей, об этом я, пожалуй, тоже не имею права писать.
Он спросил Годевинда, действительно ли полевые письма вскрываются и читаются. Тот со смехом покачал отрицательно головой:
— У нас имеются более важные дела, чем читать чужие письма. Мы ведь идем к победе.
С некоторых пор Роберт Розен регулярно писал Эрике. Мысль о том, что кто-то посторонний мог бы читать его письма, была ему неприятна. Вальтер Пуш был менее впечатлительным человеком. Наряду с его победными чаяниями, которые присутствовали в каждом из его писем, он грезил также и о супружеском ложе в Мюнстере. Сексуальные вопросы были вне цензуры. Ильза Пуш замазывала потом черным цветом отдельные места в его письмах.
После того, как подморозило, стало легче шагать. На деревьях лежит иней, они выглядят так, будто это аллея, ведущая зимой из Подвангена на Ангербург. Меня не покидает чувство беспокойства относительно того, как дальше будет идти эта война. Мы, жители Восточной Пруссии, знаем, что такое русская зима, но наши товарищи, живущие на Рейне, слабо представляют себе, как выглядит снег.
Мы входим в небольшой город. На окраине лежат семеро убитых немецких солдат, трое из них полностью обгорели. Сразу же за мостом еще тринадцать могил героев. Из-за мороза теперь уже все труднее закапывать наших погибших товарищей.