Шрифт:
Бедная поэтесса Н.! Я шел, пытаясь вспомнить все, что у нас было. Но помнил очень смутно. Так у меня всегда, я их не помню.
Вербовка
На следующее утро я был в Кремле. В кабинете у Кобы докладывал Берия:
– Проститутки, работающие у нас, установили устройства в нескольких номерах английской делегации. Но главное – в номере самого министра…
– Погорели на базе бабской части, – развеселился Коба. – Включай!
Берия замялся:
– Министр беседует за завтраком по-английски.
– Я в курсе: англичане, как ни странно, говорят по-английски, – усмехнулся Коба. – Ничего, нам помогут. – И приказал мне: – Переводи… но только все.
Надо сказать, министр говорил интересно. Он пересказывал своему помощнику то, что слышал о Кобе от приезжавшего в СССР де Голля. (Я в это время проживал в лагере.)
«Де Голль предупредил меня, – говорил министр, – Сталин – человек, привыкший маскировать свои мысли, безжалостный, не верящий в искренность других. Сплотить славян, распространиться в Азии, получить доступ в свободные моря – это его сегодняшние цели. Он и нынче удачлив среди бесконечных руин и могил своей страны. Ему повезло: народ в России до такой степени живуч и терпелив, что самое жестокое порабощение его не парализовало. В России земля полна таких ресурсов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить… Сталин – коммунист в маршальской форме, коварный диктатор с добродушным лицом. Но прежде всего – он жестокий монстр…»
– Спасибо, – прервал Коба. – А о тебе, Лаврентий, тоже есть?
– Конечно, Иосиф Виссарионович. Чуть дальше.
– Ну ладно, насладимся потом. Сейчас пора мне поспать, – (он теперь всегда спал после обеда). – Сегодня вечером мы будем встречаться с этим аналитиком моей души. Я «монстр»! – И прыснул в усы. – Ну, что с его переводчиком?
Берия посмотрел на часы:
– Сейчас его уже должны арестовать и везти ко мне.
– Ладно, действуйте.
Мы поехали в особняк. После нескольких дней апрельского тепла вдруг наступил холод и… пошел снег! Берия был в шляпе, надвинутой на глаза. Шарфом укутал часть лица. Толстый, огромный, он очень походил на этакого гангстера по прозвищу «Малютка» из американского фильма.
В особняке ждала Даша… Весело глядела шальными глазами, протянула пленку:
– Товарищ Берия, ваше задание выполнено и даже перевыполнено.
– Заткнись. – Берия включил магнитофон.
Раздался Дашин голос:
– Мальчики после войны у нас в большой моде… Мы мальчиков теперь очень ценим. – И вдруг запела:
– «Ах ты, Гитлер косоглазый, тебе будет за грехи.
На том свете девки спросят: «А где наши женихи?..»
Раздался мужской смех.
Ее голос:
– Ну, раздевайся, миленький… – и продолжила петь:
– «Вот и кончилась война!
Как бы нам не прозевать:
По желаньям, по талантам будут мальчиков давать».
Ее смех и смех мужской.
А она все пела – нагло, бесшабашно:
– «Девок много, девок много!
Девок некуда девать!
Если лошади подохнут,
Будем девок запрягать!» – ее шепот: – Ну!.. Запрягай, милый мальчик!..
Долго слышались звуки любви…
Его голос по-русски с легким акцентом:
– Так! Так! Так!
Ее голос:
– Слушай, ты такой страстный мальчик. Я ведь сидеть потом не смогу.
И снова – звуки любви…
– Ну и тварь, – сказал Берия.
– Самое смешное – ревнуете.
И опять те же звуки. Наконец ее крик:
– Ой! Ой!.. Мне плохо…
Мужской голос все с тем же акцентом:
– Милая… что с тобой?
– Боже, я умираю!
Он испуганно, торопливо:
– Может быть, уйдешь в свой номер, вызовешь скорую помощь?
Она:
– Душно! Умираю, родненький. Звони гостиничной врачихе. Не бойся, она моя подруга. Она знает, что мне нужно… Скажи, погибаю! Звони девять три! Клаву!
Его голос:
– Алло, Клава? Вашей подруге очень плохо. Мы… я… она у меня в номере.
Уже через минуту другой голос молодой женщины:
– Даша… Дашенька! Она умирает. Вы что, не видите… Ее нужно в больницу… У нее припадок астмы. – Кричит, видно, в телефон: – Алло, «Скорая»? Здесь девушка умирает. Боже мой… Даша! Милая! Держись!..
В этот момент появился офицер с погонами майора.
Берия выключил запись.
Офицер доложил:
– Привезли.
Мы спустились на первый этаж и вошли в большую комнату.
Несчастный переводчик сидел у стола. Он был в черном костюме – через два часа начинался прием в Кремле. Было ему на вид чуть больше двадцати, совсем мальчишка. Насмерть перепуганный.
Я расположился на стуле у двери, Берия – за столом, будто бы просматривая бумаги. Наконец поднял глаза, строго начал: