Шрифт:
– В Мавзолей мы не положим, это ясно… К тебе сейчас поедет товарищ Фудзи. Покажи ему все. – И повесил трубку. – А ведь был союзничек… Все играл, всех обманывал. Вот и доигрался, подлец… осталась одна челюсть. Симонов… – (это был любимый писатель Кобы), – смог бы написать стихи: Гитлер наконец-то вошел в Москву, которую мечтал завоевать, в виде собственной челюсти… – Засмеялся. – Хорошее могло бы быть стихотворение. Но нельзя…
Труп Гитлера
Нельзя, потому что секретно. Эту историю с трупом Гитлера трудно будет понять вам, будущим историкам. Для этого надо знать характер Кобы. Уже 5 мая 1945 года солдаты из Третьей армии нашли обгоревшее тело. Была экспертиза, она подтвердила – останки принадлежат Гитлеру. Но с самого начала Коба решил скрывать их от союзников. Велел Жукову объявить прессе, что никакого трупа Гитлера мы не нашли и о его судьбе сказать ничего не можем. Но заодно отметить, что взлетная полоса на аэродроме Темпельхоф в Берлине не была разбомблена. Напротив, находилась в момент взятия города в отличном состоянии. Намекнуть – мол, Гитлер вполне мог улететь из Берлина.
На Потсдамской конференции Коба заявил: «Гитлера нет в наших руках – ни живого, ни мертвого». Зачем? Коба не мог без интриги. Думаю, хотел попугать союзничков – дескать, русские темнят, потому что захватили Гитлера живым и решают, что с ним делать… Но сейчас он волновался сам. Потому что с лета 1949 года пошли упорные слухи, будто Гитлеру и вправду удалось спастись и он скрывается в Аргентине у президента Перрона. Появились даже свидетели, видевшие его. К 1952 году слухи эти набрали силу. Коба поручил Берии провести новое расследование.
Сейчас люди Берии, видимо, раскопали погребение Гитлера и привезли останки.
– Доигрался, подлец, – повторил Коба. – Помнишь город Львов? Его помнишь?
Я помнил. Еще как помнил! Но сказал:
– Нет, не помню.
– Правильно, никогда не вспоминай, – кивнул Коба. – Но почему возник этот слух? А вдруг мы и вправду ошиблись?! Ведь взлетная полоса на Темпльхофе, действительно, была в порядке. Ладно, включи-ка Мингрела… – Коба не мог оторваться от своей игрушки.
Я включил.
– Ну вот, у тебя сразу включается, – сказал он. – А у меня работает через раз…
Я попытался (снова!) объяснить порядок включения и то, почему у него возникают проблемы. Но он был абсолютно туп в технике. Зло прервал меня (он и в детстве очень злился, если чего-нибудь не мог):
– Тихо! Я слушаю!
Предсказание Мессинга
В кабинете Берии разговаривали двое, и оба с акцентом. Один – с грузинским (Берия), другой – с легким иностранным… Я сразу узнал этот другой голос.
– Здравствуйте, товарищ Берия, – произнес он.
– Садитесь, товарищ Мессинг. Товарищ Сталин поручил нам одно деликатное задание. И мы решили узнать ваше мнение…
– Колдуна твоего на помощь позвал, – засмеялся Коба.
– Я хочу, чтобы вы посмотрели на эти две челюсти, – сказал Берия.
– Мне не нужно на них смотреть. Я, лишь войдя в здание, понял, что он здесь. Хотите услышать, как все произошло? Он принял яд… и женщина вместе с ним… Они оба умерли мгновенно… Сидели неподвижные на диване. После чего кто-то в штатском… подходит к нему… и стреляет… Стреляет в мертвеца.
– А почему стреляет, если он мертв?
– Не знаю. Но вижу, что стреляет.
– Вы, как я помню, предсказали гибель Гитлера?
– Да. Я сделал это. И указал даже год. Все было напечатано в польских газетах.
– И давно вы предсказали?
– В тридцатых годах.
Наступила тишина.
– И все-таки как вы это делаете?
– Многоуважаемый товарищ Лаврентий Павлович Берия! Вы меня об этом уже спрашивали. Это то же самое, как просить композитора объяснить, почему у него в голове звучит музыка. Я ничего не могу объяснить. Я могу только объявлять то, что слышу… или вижу.
Опять помолчали.
– Мне сказали, что у вас бытовые сложности с квартирой. Поможем.
– Очень обяжете. Комнатка у меня совсем небольшая.
– Напишите сейчас заявление на мое имя…
– Пошли бериевские глупости… – усмехнулся Коба и отправился в ванную.
Он был там, когда все случилось… Если бы он знал, что пропустил!
– И заодно, – продолжил Берия после долгой паузы, – напишите мне… – Он замолчал.
Я хорошо знал Мессинга и представлял, как он улыбнулся привычной вежливой улыбкой. И его голос после того, как он это написал и, видимо, отдал Берии. И шепот Берии: