Шрифт:
– Надо еще выяснить, какой вы Хрущев. И как и зачем вы попали сюда?
– Как зачем? – Хрущев ничего не понимал. – Меня разбудили, сказали, что вы велели… срочно к вам…
– Вон! – мрачно сказал Коба.
В ужасе Хрущев поплелся по дорожке к выходу. Я смотрел на его согнутую безнадежную спину…
Хозяин подозвал охранника, стоявшего у дачи. Что-то шепнул ему на ухо. Тот улыбнулся. Медленно пошел за Хрущевым.
Хрущев, слыша шаги приближающегося охранника, совсем съежился, ожидая неминуемого – арестуют!
Настигнув его, охранник обернулся к веранде.
Коба ему кивнул.
Тогда охранник тронул поникшее плечо.
– Товарищ Хрущев, куда же вы? Вас товарищ Сталин на веранде сколько времени дожидается!
Хрущев, счастливый, улыбающийся, бросился назад, к нам.
– Ну, где же вы пропадаете, Никита Сергеевич? – радушно сказал Коба. – Мы вас заждались. Без вас чай не пьем. Фудзи ругается: чай, говорит, остывает.
Хрущев уселся, хлебнул из чашки.
Но только он засветился простецкой крестьянской улыбкой, Коба вновь стал мрачен.
– Я тебя поднял с постели, Никита, чтобы откровенно сказать: глупость написал ты в статье в «Правде»! Ты хочешь укрупнять колхозы, создавать какие-то новые агрогорода… Нам старое суметь бы восстановить. Полстраны разрушено. А ты прожектами занимаешься.
– Виноват, Иосиф Виссарионович… пришло в голову…
– Виноват не в том, что пришло в голову, а в том, что не посоветовался. Не советуясь, можно эту самую голову и потерять, как ты сейчас, надеюсь, понял. Я думаю, ты напишешь письмо в Политбюро по этому поводу…
– Считайте, уже написал, Иосиф Виссарионович.
– Ну, давай, ждем.
Хрущев вскочил и вдохновенно начал:
– Дорогой товарищ Сталин, вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки. – Лицо у него стало вмиг совсем простодушное, восторженное и детское. – Прошу вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить грубую ошибку и, насколько можно, уменьшить ущерб, который я причинил партии своим неправильным выступлением…
– Хорошо говоришь, плохо статьи пишешь, – заметил Коба. Помолчал, добавил ласково: – Но голова у тебя умная. Дорожи ею… И помни: ничего не делать без разрешения товарища Сталина. Без него вы все – слепые котята.
Повисло молчание.
– Пей чай… – велел Коба.
Хрущев пил, держа чашку в дрожащей руке.
Так Коба учил покорности будущих кандидатов в мертвецы. Игры барса.
Наконец Хрущев уехал домой, точнее, наконец Коба отпустил его.
– Шуты гороховые, – сказал он. – Езжай домой, Фудзи. Я тоже пойду спать. Уже совсем рассвело.
Коба ушел в дом. Я слышал, как старший прикрепленный закрывал дверь. И звонил в дежурку, чтобы приехала за мной машина.
Зажегся свет в Малой столовой. И тотчас погас. Коба сразу лег. Я вспомнил, как когда-то увидел его сидящим перед сном в кресле со странным, менявшимся, молодевшим на глазах лицом. Как он был напряжен, будто слушал кого-то. Теперь, видно, перестал слушать. Неужто дьявол оборвал нить их ночного разговора?
Через много лет я узнал результаты моей просьбы: несчастную жену министра Ш. перевели… на золотые прииски! Она домывала бромоформом золото. На эти вредные работы женщин обычно не ставили. Умерла она через год. Бедняга-муж по-прежнему оставался министром. Он много раз встречал Кобу на совещаниях. И молчал. Он так и не узнал, за что ее арестовали… За молчание заплатил дорого – заболел раком и умер.
Я был на похоронах и видел его бедную дочку.
Сверхсекретное задание
В октябре того же 1951 года он вдруг позвонил мне:
– Поздравляю! На Семипалатинском полигоне – наша третья атомная бомба. На этот раз впервые сбросили с самолета… Использовался не только плутоний, но и уран двести тридцать пять. Тебе это что-нибудь говорит?
– Не очень.
– Жаль… Ведь тебе скоро придется заниматься техникой. Прекрасная бомба! Невероятная по мощи. Мижду нами говоря, скоро дождемся главного – водородной бомбы. Поздравь и ты меня.
– Поздравляю, Коба!
– И главное – нет никаких нежелательных утечек информации. Кроме того, о чем мы сами объявили. Может, потому, что отстранили тебя от атомных дел и некому шпионить? – Он весело прыснул в усы. – Кстати, болтают, ты часто общаешься с Лаврентием?
– Ты сам велел, Коба.
– Приезжай ко мне завтра на Ближнюю к вечеру. Есть важное дело.
Стоял осенний дождливый день. Мы сидели на крытой террасе… Он все время переделывал дачу, это была новая терраса.
Я должен был ехать в Америку. Там окончательно рухнула наша сеть. Объяснил Кобе: