Шестеро других князей погибло в бегстве к Днепру, и между ними князь Мстислав черниговский с сыном; кроме князей, погиб знаменитый богатырь Александр Попович с семьюдесятью собратьями.

Василько ростовский, посланный дядею Юрием на помощь к южным князьям, услыхал в Чернигове о Калкской битве и возвратился назад. Мстиславу Галицкому с остальными князьями удалось переправиться за Днепр, после чего он велел жечь и рубить лодки, отталкивать их от берега, боясь татарской погони; но татары, дошедши до Новгорода Святополчского, возвратились назад к востоку; жители городов и сел русских, лежавших на пути, выходили к ним навстречу со крестами, но были все убиваемы; погибло бесчисленное множество людей, говорит летописец, вопли и вздохи раздавались по всем городам и волостям. Не знаем, продолжает летописец, откуда приходили на нас эти злые татары Таурмени и куда опять делись? Некоторые толковали, что это, должно быть, те нечистые народы, которых некогда Гедеон загнал в пустыню и которые пред концом мира должны явиться и попленить все страны» [159] .

При этом летописные рассуждения о происхождении татар принимаются историками как непосредственная фиксация летописцем представлений его современников. Таково, например, завершение рассказа о Калкской битве у Н. М. Карамзина:

«…Россия отдохнула: грозная туча как внезапно явилась над ея пределами, так внезапно и сокрылась…Кого Бог во гневе Своем насылал на землю Русскую? говорил народ в удивлении:…откуда приходили сии ужасные иноплеменники? Куда ушли? Известно одному Небу и людям искусным в книжном учении. Селения, опустошенные Татарами на восточных берегах Днепра, еще дымились в развалинах; отцы, матери, друзья, оплакивали убитых; но легкомысленный народ совершенно успокоился, ибо минувшее зло казалось ему последним» [160] .

И в этом пассаже нетрудно рассмотреть буквальный пересказ летописи: ее текст понят чуть ли не как стенографическая запись разговоров, которые велись в русских землях после внезапного исчезновения иноплеменников.

Почти так же, хотя и менее подробно, рассказывается о битве на Калке и в Очерках истории СССР, на несколько десятилетий определивших генеральную линию развития советской исторической науки. Пожалуй, единственным существенным отклонением от приведенных выше текстов здесь стали концептуальные уточнения. Так, пересказав речь Мстислава Удатного перед князьями, автор соответствующего раздела (А. Ю. Якубовский) добавляет от себя:

«…Но некоторые русские князья мало думали о судьбах Руси, их больше интересовали внутриполитические распри. Поэтому далеко не все князья откликнулись на призыв Удалого… В поход двинулись киевские, галицкие, смоленские, волынские и другие русские полки, а также половцы. Войско было значительным по размерам, но феодально-раздробленным по организации: не было единого командира, каждый князь сражался сам по себе, а любой феодал мог по своей воле покинуть поле боя. Это привело к роковым последствиям… Произошло кровопролитное сражение, в котором междоусобная вражда князей и трусость половцев помешала русским войскам, несмотря на их доблесть, одержать победу… Татары, было, двинулись вверх по Днепру, но, не доходя до Переяславля, повернули обратно. Их силы были подорваны битвой на Калке, на обратном пути они понесли серьезное поражение от волжских болгар. Через степи нынешнего Казахстана монголы вернулись в…коренной юрт, т. е. в Монголию» [161] .

Но и при таком подходе текст летописи представляется неким подобием протокольной записи. Так, начиная свой рассказ о битве на Калке, Б. Д. Греков пишет:

«…Первая встреча русских и половецких дружин с ханским войском произошла в 1223 г. на реке Калке. До этого времени русские ничего не знали о татарах. Какое впечатление произвели татары на русских, лучше всего выразил в своем произведении летописец… [следует прямая цитата из начальной части приведенного выше текста НIЛ].

Летописец передает здесь только слухи и толки. Точного он решительно ничего сказать не может, скромно исключая себя из среды…премудрых мужей, разумеющих книги, и отводя себе роль простого протоколиста бедственного события.

Но и протокол этот интересен, так как запротоколированное событие было очень крупным. Согласно русским летописным данным, дело представляется в следующем виде» [162] .

Затем следует уже знакомый нам объединенный пересказ летописных сообщений, сопровождающийся рассуждениями о чисто феодальной организации объединенных русско-половецких сил, ставшей главной причиной поражения, нанесенного татарами. Любопытно, что здесь протокольное понимание летописного текста присутствует буквально. Описание событий, происшедших на берегу Калки в 1223 г., завершается выводом:

«…Казалось бы, что русские князья должны были из этого первого столкновения с татарским войском извлечь для себя урок на будущее, но они этого не сделали и не могли сделать, поскольку не могли при данных условиях преодолеть феодальную разобщенность, противоречивость интересов феодальных владетелей, делавшую неизбежными бесконечные бессмысленные войны, не прекращавшиеся даже тогда, когда внешний враг находился в стране. Общественные элементы, которые могли бы положить конец этому положению вещей, были еще слишком слабы» [163] .

Порой на первый план выступают именно концептуальные построения того или иного автора, в то время как само летописное сообщение (заметим попутно, произвольно выбранное!) становится своеобразным фоном для развития исследователем своих идей. Ярким примером такого рода могут быть рассуждения Л. Н. Гумилева:

«…На Дону монголы обрели союзников. Это был этнос бродников… Благодаря помощи бродников монголы ударили по половецким тылам и разгромили Юрия Кончаковича, а хана Котяна, тестя Мстислава Удалого, отогнали за Днепр.