Один из таких открытых вопросов «фатум» — судьба, Провидение, назовите как хотите, то неизвестное, милостивое к одному и постоянно враждебное к другому. «Каждый сам кует свою судьбу», гласит народная мудрость. «Судьба каждого, — утверждают рационалисты, — продукт его же качеств и недостатков». Так-то так. Но присмотритесь к жизни. Одни не благодаря своим качествам, а часто вопреки им, благодаря исключительно случайным побочным обстоятельствам не раз, а всегда выходят сухими из моря, а другие, несмотря на их качества, тоже благодаря случайностям гибнут в мелкой луже.

С вопросом о судьбе тесно связан вопрос о предвиденье. Исторические события — неминуемое последствие известного прошлого, а потому, зная это прошлое, нетрудно приблизительно предвидеть и предсказать вероятное будущее. Но предсказать будущее отдельных лиц? лиц, которых ни характер, ни физическое состояние, ни даже обстановка не известны? Многие женщины ответят: «Конечно, можно». Серьезные мужчины только улыбнутся и пожмут плечами. Кто из них прав — не знаю.

Когда я искал своей цели, меня беспокоило, что я ничем не занят, и наконец без всякого видимого принуждения я взвалил на себя бремя. После этого я долго жил так, как вела меня жизнь и как однажды предсказала мне много лет назад маска. И вот теперь у меня было бремя, но не порожденное моей фантазией, а данное самой жизнью. Бремя, нести которое было необходимо, чтобы обеспечить благосостояние моей семьи. У меня было много работы, и эта работа приносила удовлетворение, она внесла в мою жизнь смысл.

Моя семья ни в чем не нуждалась. Детей, особенно очень маленьких, и не только моих собственных, но всех без исключения, я обожал. С самого их раннего детства я чувствовал к ним нежность, что, говорят, не вполне типично для мужчин. Для меня нет ничего восхитительнее, чем эти маленькие существа, с носами картошкой, похожие больше на китайское изображение бога, чем на обычных людей; они большее чудо, чем Венера Милосская, и лепет их для меня слаще бетховенской сонаты. Из-за любви к маленьким детям я почти прирожденная няня. У меня было трое детей, все мальчики: Петр 37*, родившийся в 1878 году, Николай — в 1880-м и Владимир (Всеволод) в 1884-м. Я упоминаю года их рождения, потому что двое старших, дожившие до взрослого возраста, играли, каждый в своей области, большую роль, приобретя авторитет в глазах многих, и годы их рождения часто неправильно обозначены в газетах.

Я не вмешивался в детали их воспитания, ими занималась моя жена, но по основным принципам мы обычно соглашались, даже если и расходились в деталях. Жена верила в существование некой педагогической мудрости. Я же в этом отношении нигилист, я против активной инициативы, но за пассивную защиту. Детей нельзя тренировать как тренируют собак. Их надо защищать, все, что опасно для них, надо держать от них подальше, дать им возможность расти в здоровой атмосфере — это самое главное. На них нельзя действовать нравственными приказаниями, нельзя угнетать их, а действовать на них можно примером, и только примером. Сказать ребенку «не лги», «работай», «не оскорбляй других людей» и в то же время лгать самому, ничего не делать и быть грубым с окружающими ни к чему хорошему не приведет. Ребенок перестанет вас уважать и будет смотреть на вас как на простого болтуна. До некоторой степени мы все результат нашего окружения, и ребенок — больше всех. Окружающая обстановка делает людей хорошими или плохими. Воспитание только позволяет детям усвоить, как следует вести себя, и дает знания и мастерство. Смысл воспитания — утвердить в ребенке помимо всего прочего два кантовских императива: «Человек должен выполнять свои обязательства» и «У человека нет права нарушать права других людей» 38*. Если эти две концепции станут частью существа ребенка и войдут в его кровь, смысл и цели воспитания можно считать выполненными. Ребенок станет человеком. На это можно возразить, что это все старые истины; найдутся и такие, которые скажут, что это не более чем заблуждение. Можете относиться к этим максимам как хотите, но подумайте над этим вопросом, это очень важный вопрос. Будущее человечества и вашей родины в их руках. Мир детей совершенно не исследован, он все еще ждет своих Ливингстонов 39*. Очевидным является только то, что их мир совершенно отличается от нашего мира. Мы живем в реальности, они живут в своем воображении. Моя пятилетняя племянница рассказала мне несколько раз с небольшими интервалами между рассказами, как мама купила ее в магазине, где продают детей, и каждый раз очень подробно.

— Ты все это придумала, — сказала ей няня.

— Спроси у мамы! — ответила девочка сердито. — Она помнит, конечно, как я подмигнула ей, чтобы она взяла меня, а не другую девочку.

Когда мать ответила, что этого не помнит, девочка заплакала:

— Как она могла забыть это!

Однажды я застал моих маленьких сыновей дерущимися. Оказалось, что, когда они ловили рыбу на полу, один из них занял место другого там, где рыба клевала лучше. Виноватый не отрицал факт нарушения, но оправдывался тем, что имел право на это место, потому что там клюет лучше. Я посоветовал им помириться, сказав, что можно поровну поделить пойманную рыбу. К совету моему они отнеслись благосклонно, и мир был восстановлен. На следующий день я застал их за тем же самым занятием.

— Ну как рыба? Клюет?

— Ничего, — ответил один из них. — Не так хорошо, как вчера, но ничего. Сегодня, наверно, будет дождь.

Рыбалка на полу комнаты казалась им совершенно реальной. Я знал ребенка, который начал ненавидеть свою прежде горячо любимую деревянную лошадь, потому что она его укусила. Он не мог этого забыть, для него это было реальностью. Между прочим, для всех нас, взрослых, факт или объект тоже не является в своем объективном виде, а воспринимается нами субъективно. Один и тот же факт жизни одному кажется смешным, другому — почти трагическим. Но довольно об этом.

Мне сдается, что я любил всех своих детей одинаково в смысле интенсивности. Говорю «сдается», потому что измерять чувства способа нет, но любил с разными оттенками. Младшего Вову (Всеволода) оттого ли, что он был самый маленький, из причины ли, о которой сейчас скажу, — какой-то болезненной, опасливой любовью.

Однажды, когда ему было около двух лет и он с матерью и няней гулял на улице, к ним подошел известный всем в городе Ростове дурачок «юродивый» и погладил малютку по головке.