Революция прервала его карьеру, она отняла у него золото, и он опять оказался на вторых, нет, на третьих ролях — беспартийный спец! И он начал борьбу против Советов.

Доменов пытался отмахнуться от своего прошлого, хоть на время. Встал из-за стола, подошел к окну, взглянул, как переругиваются два извозчика на перекрестке: кто кого должен пропустить первый.

Доменов лениво подумал: «Эти клячи, видно сразу, не от племенных жеребцов Уральской областной заводской конюшни, где управляющим Хоменко… Управляющий, управляющий, — повторил Доменов. — Управляющий, потому что с партийным билетом. А если бы меня та слабость моментная не лишила бы партбилета, интересно, кем бы я стал? Вон Сыромолотов — какая шишка в Москве! Да и Мария теперь в верхах…

Недавно Доменов был в командировке в столице и решился зайти в гости к Марии. Она встретила его приветливо, познакомила с мужем — инженером НКПС, председателем экономического совета, с двумя сыновьями — семнадцатилетним Владиславом и пятнадцатилетним Георгием.

Доменов смотрел на них и старался заглушить боль в сердце: «А ведь такие парни могли бы быть моими сыновьями!»

Мария Моисеевна охотно согласилась сфотографироваться с Доменовым, Сыромолотовым и Кудриным. Лишь спросила:

— Вячеслав, почему ты не в партии?

Доменов отвел взгляд: «Если бы ты знала, что я тебя предал! Что я стал твоим врагом, одним из руководителей, как вы называете, вредительской организации…» Но сам удивился появившейся убежденности в голосе:

— Видишь ли, я так увлечен работой в Уралплатине, что, поверь, будучи большевиком, не мог бы принести столько пользы Советской власти!

— А почему ты оставался при Колчаке на Урале?

— О, Мария, это долгая история. Если коротко — по совету парторганизации.

Доменов опять постарался заглушить воспоминания. Но они не меркли, не уходили, как этот день за окном с закатными облаками. «Проклятье! Надо отвлечься! На скачки на ипподром опоздал! Куда бы пойти! А то с ума сойду! Домой, на улицу Тургенева? Но там надоевшая болтовня жены и хмурость великовозрастной падчерицы. Знать бы, что так быстро постареет жена, он бы не отбивал ее у Порватова! Вот жена Соколова… Соколов? Соколов! Это идея! Надо пойти к Соколову. У него по вечерам бывает так отрадно, всегда найдется, что выпить и закусить. И Тоня — красавица. Поет, как Мария в юности… Гитара у них есть. Тряхну стариной, сыграю на семиструнной, как тогда с Марией… Опять Мария! Тфу ты, дьявол! К Соколову! Быстрей к Соколову!» Доменов лихорадочно сгреб бумаги с письменного стола, сунул их в ящик, повернул ключ. Снял телефонную трубку:

— 4-19… Ты почему такая сердитая? Я даже тебя не узнал… Нет-нет, к ужину не жди. Я сегодня задержусь… Приду поздно. Деловая встреча… Ложись спокойно. Спи, целую, дорогая, целую…

К Соколову в Уралплатине привыкли быстро. Привык к нему и Доменов.

Соколов показал себя работником расторопным, исполнительным, молчаливым.

Лишь однажды Соколов не выдержал.

Доменов протянул ему пачку денег:

— Здесь три тысячи рублей… Это, считайте, премия… Вам.

— За что? — недоуменно поднял брови Соколов.

— За отличную, как сейчас говорят, ударную работу.

— Точнее?

— За то, что сохранили французской анонимной компании платину в целиках, пустив драги мимо них.

— Значит, деньги от французов.

Доменов оглянулся на двери кабинета:

— Я вас ценил за то, что вы не проявляли излишнего любопытства. Понимали все с полуслова.

— Извините.

— Бог с вами, Николай Павлович. Но с вами я в прятки играть не намерен. Когда мы добьемся передачи Березовских золотых рудников и Тагильских платиновых приисков в концессию французам, то получите в двадцать раз больше.

— Что мне с ними делать? — посмотрел на пачку банкнотов Соколов.

— Спрятать в карман, чем живее, тем лучше… А при случае отдать долг Чарину. Он скоро прибудет в Свердловск.

— Вы знаете… обо всем?

— Порадуйте свою молодую жену. Слышал, она любит драгоценности и наряды?

Соколов постоял в нерешительности:

— Что ж, последую вашему совету. Но мне хочется отблагодарить вас за все доброе, что вы для меня сделали… Устрою-ка я на эти деньги прием. Простите, званый… еще раз простите, товарищеский ужин. Надо встряхнуться. И жена скучает. Жаждет поблистать в мужской компании. Приходите. И приглашайте всех ваших, — Соколов помялся, не зная, как точнее сказать, — компаньонов, коллег, в общем, единомышленников. Приходите. Нам никто не помешает. Мы сняли весь второй этаж в кирпичном двухэтажном доме на тихой улочке. Сад огромный. Весь в черемухе и сирени. Кухарку подыскал. Молоденькая, но уже мастерица… У матери и отца научилась. Мать искусница готовить и отец — повар в ресторане. Такое подаст — язык проглотите!