С виду то была сиамка, только крупнее обычной раза в полтора-два: темно-бурый перевернутый топорик на лбу делал ее похожей на индийскую живую Богиню Смерти – ту самую, что выбирают из сотен девчушек за красоту и абсолютное спокойствие в любых обстоятельствах. Глаза, что смотрели сквозь меня из-под этой маски, сияли, как аквамарин на фоне черненого золота. Даниэлю она вроде бы кивнула, но его спутница не была достойна даже презрения: некоронованная выскочка на фоне природной аристократки. «Подумаешь, платоническая вдова главного лесного кобеля, – читалось на азиатски плоском лице с бледно-смуглыми щечками, миниатюрным черным носиком и розовыми губами. – Слыхали мы о тебе из первоисточника, а вот ты о нас – нет.»

– Разрешите представить вам мою Киэно. Киэно, милая, это мать нашей гостьи и сама наша гостья.

Значит, это и вправду ее имя… Что ж, ей оно шло. В нем звучало нечто японское, и я припомнила, что в этой стране придворные кошки носили звание младшей фрейлины, а когда одна из них собралась подарить людям свое потомство, сам микадо заказывал в главном буддийском храме молебен о благополучном разрешении.

– Теперь я поняла, почему сюда нет ходу моим соплеменникам.

– Она жуткая гордячка, но ее служба того стоит. И дети ее от Каштанового Пантера – просто замечательные. Они почти выросли, так я их всякому-разному народу сосватал в качестве награды.

Слово «пантер» попыталось возбудить у меня робкую ассоциацию с моей былой жизнью, но она исчезла, не успев проявить себя. В перекрестье наших взглядов Серена шевельнулась, моргнула и в полусне привстала на ложе. Кошка скользнула в окоп и вальяжно, кустодиевской купчихой, проплыла в направлении обеденного столика. Вспрыгнула на него и уселась на чистом от посуды конце, аккуратно сложив лапы глечиком.

– А, мама, ты уже здесь? Я тут совсем заспалась, – она не удивилась, да и обрадовалась не очень. – Всё Киэно: головную боль сняла, тревогу точно выпила и послала красивое видение. Знаешь, какое ее имя для близких друзей? «Верная Теплом».

– Они поладили, – улыбнулся Даниэль.

– Брат тоже мог бы подружиться с Кийи. Манкатты считают кхондов и каурангов записными грубиянами и невеждами, но то происходит не от сущности, а от внешнего различия характеров.

– Манкатты – друзья инсанов; одно это нетерпимо для истинного андра, – уточнил наш хозяин. Сейчас, рассмотренный анфас, он куда больше походил на свою кошку: та же легкая раскосость темных глаз, те же мягкие и горделивые манеры и слегка высокомерный стиль, хотя и более открытый общению. – Сами андры любят собак, потому что могут быть искренни с ними и держаться запанибрата. И собаки тоже им открыты без недомолвок. Киэно же и ей подобные вынуждены закрываться. Возмущение, гнев и обида, вызванные несправедливым отношением, – слишком большая роскошь для Держателей и Держательниц Равновесия. А манкатты у себя таковы же, как у себя кхонды. Если Держатель не устоит внутри себя – всколыхнется и нарушится Великий Покой.

Со стороны все, что он говорил, представлялось ахинеей: природный гомеостаз и, как намекнул Даниэль, гомеостаз некоего высшего порядка зависят от существа, которое в него погружено. Однако моя аналогия с Богиней Смерти была вовсе не случайной. В который раз то, что возникало в моем представлении, оборачивалось истиной или, возможно, истину эту рождало.

– Но ведь Покой не должен быть застывшим.

– И Равновесие обязано жить, как живет море с его приливами и отливами. Поэтому я, поверьте, и не стремлюсь воспитать у Киэно и ее деток совершеннейшее беспристрастие.

Манкатта снова пошла к нам и вспрыгнула ему на плечи, но не улеглась. Изящный профиль, нежный рисунок рта, смягчающий остроту клычков… Сказала нечто, похоже, извиняясь. Потерлась о шею хозяина изящной головкой, оттолкнулась от него и выпрыгнула в открытую дверь. Показывает, что не будет лишним свидетелем.

– Дан, ты разве не поговорил с мамой о чем хотел?

– Не успел. К тому же андры полагают, что «голодное брюхо к советам глухо».

– К советам? – переспросила я. – Советы я принимаю как раз на пустой желудок, чтобы заесть в случае неудобоваримости. А вот решения – только и исключительно на трезвую голову. Таковой она бывает, если тело умиротворено. Словом, если у вас найдется чем подкрепиться, как говаривал один эпический герой племени рутен, я готова. Вообще-то у моих кхондов и свой припас имеется.

– Твой эпикомический персонаж говорил еще, что тот поступает мудро, кто ходит в гости по утрам, – злорадно шепнула Серена. – Вы же к ночи явились – Даниль вас питать вовсе не обязан.

Однако получился великолепный предлог свести всех наших вместе за если не круглым, то квадратным столом и порастрясти запасы, которыми нагрузили нас домовитые суккские поварихи.

А потом мы с Даниэлем тихо беседовали всю ночь на фоне дверного проема. Полоскалось на тихом ветру белье, неподалеку от него спали мои кхонды и мои дети, Киэно покачивалась на ветке, сторожко мерцая глазами на всю окрестность, и самозабвенно разводили трели и рулады лягушки в речных камышах.

– Совет, как и сказала, приму любой и от любого, но компетентны ли вы решать насчет Андрии?

– Почему – потому что я не вполне король или потому что не вполне андр?

– Напротив: потому что вы и особь высокой крови, и к Андрии неровно дышите. Как к родине или как к вотчине – мне все едино.

– Разве это помешает мне говорить о ней правду? Напротив: любить родину можно и находясь вне ее территории, а говорить резкие слова о своей любви способен только любящий. Тот, кто равнодушен – сочтет необходимым лицемерить.