– Тогда с чего начнем?

– С ближней истории. Возможно, даже ближайшей, в вашем восприятии. Вам должны были не раз говорить о затяжном противостоянии двух держав, когда роли постоянно менялись. По некоторым причинам, это гораздо более выбивало из седла андров – без разницы, кем они оказывались в итоге войны, победителями или побежденными. Инсаны в любом случае уходили к себе домой и там укреплялись. Ну, а разрешение последней войны было и вовсе неожиданным. Инсаны стали тогда от Шиле-Браззы, нашей столицы, в двух днях пешего пути, и андрские фермеры торговали им съестное почти не таясь. Враг почти не мародерствовал, не сжигал домов, как свои андрские партизаны, пальцем не трогал женщин, детей, стариков и вообще тех, кто не в форме. Инсаны обещали дать волю: крестьянам – распоряжаться землей, купцам – товаром, ремесленникам – плодами их трудов. Налогом они обещали обложить при этом таким, что только держись, но ведь и не пытались смягчить краски. Это всегдашняя инсанская тактика – не лгать, не прикрашивать и воевать по правилам, и простые андры с этим свыклись. Многих это устраивало, хотя кой-кого и нет. А чего там наверху высокие власти не поделили – тех дело и вовсе не наша сторона, внизу своих забот хватает. Так что позиции защитников андрской государственности были не слишком устойчивы.

Меня слегка поразила отстраненность, с которой он говорил о своих.

– А патриотизм в ту пору у вас не прорезался?

– Одно дело – земля, другое – страна, третье – государство, – ответил он. – Патриотизм бывает трех этих цветов. Родную землю не унесешь на подошвах сапог, но зато ведь и украсть у тебя невозможно…

– Так вот, – продолжил он, – почти у стен нового Силома, нашей прекрасной Шиле, состоялась битва народов. Она длилась от восхода до захода солнца, как и положено по фольклорным законам, и унесла много народу. В Андрии до сих пор очень много пожилых вдов и монахинь и мало детей – те сироты, что воспитаны в доме призрения, пылкими родительскими чувствами в силу последнего обстоятельства не наделены… Когда же на землю опустилась ночь, оба противника были слишком обессилены – и для того, чтобы продолжать сражение при свете прожекторов и вертолетных фар, и для того, чтобы поверить в свою победу… Наутро королю и полководцу андров – звали его, между прочим, подходяще, Филандром, – доложили, к его удивлению, что поле осталось за ним. Инсаны спешно и абсолютно без шума снялись с места, побросав палатки, утварь, весьма, кстати, богатую, множество оружия, даже не поврежденного, медикаменты… В общем, все, кроме своих убитых, раненых и, разумеется, тех, кто остался цел и невредим.

– Ситуация, типичная для битвы Карла Мартелла с сарацинами при Пуатье и Наполеона с Кутузовым на Бородинском поле, – тихонько вставила я в разговор.

– Кунг Филандр понял, что нэсин попросту не пожелали тратить на него свои силы. Их целью никогда не было – делать Андрию землей для своей жизни, и на сей раз они только хотели восстановить над нею свою власть. Поэтому когда его приближенные и все его войско начали ликовать, король задумался. Страна по-прежнему была его, однако саму Шиле-Браззу оккупировал неприятель. В столицу, под защиту незримых стен, собралась масса народу. Туда свозили документы, книги, реликвии, музейные ценности.

– Простите-погодите, стены – это что, энергетический купол?

– Не совсем. Пси-аппаратура, что действует в обе стороны вроде пугалки для крыс. Подсознательно воспринимаемый телом сигнал тревоги, от которого и уши воском не запечатаешь. Словом, ни войти, ни выйти.

– А обстрелять город – дальнобойность мала. Вертолеты?

– До них тоже досягало. Да инсаны и не хотели – ни сначала, ни тем более потом. Я ведь говорил о внутреннем враге! В Шиле начался голод, вроде бы беспричинный, съестных припасов на первых порах хватало. Какой-то вселенский жор. Потом пришла эпидемия, ее причину, к несчастью, углядели в отравленной еде и бесчестных поварах и торговцах. Наконец, истреблять стало нечего и некого. Странная апатия овладела жителями, делая их беззащитными перед жуткой двойной напастью, что не имела лица…

– Меня оное не удивляет.

– И меня тоже, – он в сердцах дернул себя за тесемку у ворота. – В общем, поговаривают, что простые монахи из братского общежития, превращенного в лазарет, не выдержали первыми. Исхитрились блокировать поле на крошечном участке, двое из них выбрались наружу – и умолили инсанов проникнуть внутрь чумного кордона. Бледнокожие десантники получили такой шок, что первое время были вовсе беспомощны. Следовательно, их союзниками в городе были не одни чернецы, верно?

– А далее…

– Те, кто вошел первым, впустили остальных. Врачи нэсин славились своим искусством укрощать болезни, в том числе и душевные. Их кулинары умели делать пищей то, что у андров не ел даже скот. Инсаны были волшебниками воды: они пробили артезианскую скважину, и оттуда хлынула чистая влага, которая не несла на себе отпечатка невидимых пси-полей. Голод и болезни пошли на убыль. Грабежи и убийства, отчаяние и уныние стали тем неприятелем, с которым пришлось бороться инсанам. Но прежде всего они разомкнули купол и уничтожили аппаратуру… Вот так, отдав страну, противник кунга взял ее сердце обеими руками. Ну, в результате с андрами был заключен почетный мир, весьма почетный. Ведь они вполне могли переломить ход событий, собрав из своих подданных полчище… то есть ополчение, и воззвав к патриотизму массы простого народа, а затем прогнать нэсин на их землю – пускай ценой почти полного разрушения столицы.

– Простите, Даниэль. Верно говорят, что инсаны на своей территории не воюют?

– Ручаюсь, вы кое-что слыхали не только об этом, но и о самой этой территории… Да, верно. Кхондская Триада остерегается подвергать урону Лес, похоже мыслят и нэсин. Они ведь тоже кочевой народ.

– И что андры никогда не порывались добить неприятеля в его логове – так, как учили меня в детстве?

– Ну и детство у вас было, скажу я! Нет, не порывались. Однако не верьте, когда вам попробуют доказать, что из одного страха. Знаете, кое-кому из профессиональных политиков и дипломатов в такие ключевые моменты начинает мниться, что его правая рука пытается выкрутить левую и надавать оплеух ему самому…

– Да, так я о мирном договоре, – продолжал Даниэль. – Одним из его условий было открепление сервов от земли, которая была в общинном владении или владении аристократов, что нанимали батраков из местного народа.

– Подавление инстинкта цепной собаки. Привязана – защищай, ведь деваться тебе некуда.

Он усмехнулся:

– Пожалуй, инсаны были не настолько циничны. Странники по природе, они понимали, что понять и принять чужака может только тот, кто сам на себе попробует его участь. И ведь сервы сами желали свободы, не так ли? Следущее условие – снизить налог на вывоз из страны андрских товаров, изделий и технологий.