...Малому Мраморному дворцу, как стали называть кушелевское строение, посвящены книги. Современники считали его воплощением роскоши и вкуса – эти два понятия так часто расходятся меж собой!

Свое название Мраморный дворец получил потому, что в качестве облицовочного материала использовали очень редкий для Петербурга мрамор розового оттенка.

Парадные залы, стилизованные под разные эпохи, поражали величием и вместе с тем изяществом отделки. Гобеленовый зал, Турецкая комната, будуар а-ля Помпадур в розовых тонах, Саксонская гостиная, парадная лестница, зал Золотой, зал двусветный Белый с подлинным плафоном XVII века – все это производило ошеломляющее впечатление даже на много повидавших архитекторов. Удивлял своей красотой и паркет, набранный из драгоценных пород дерева и инкрустированный перламутровыми вставками: нечто подобное имелось только в Лионском зале царскосельского Екатерининского дворца.

Поневоле задаешься вопросом: зачем граф Николай, который уже чувствовал себя очень плохо и не обманывался на счет своего ближайшего будущего, затеял это строительство, потребовавшее чудовищных затрат? Может быть, для него это стало последней возможностью воплотить свою мечту о художественном идеале? А может быть, само строительство, к которому он относился с пылкостью и неослабевающим интересом, по его мнению, продлевало его земной срок?

Искусствоведы не раз обращали внимание: в наружном оформлении входных дверей присутствуют такие детали, которые можно истолковать как погребальные символы. Этот дворец – последнее, но прекрасное, что граф Николай оставлял на земле и, очевидно, вполне сознавал сей печальный факт.

С обожаемой им Елизаветой Ивановной, к ногам которой он сложил все, что имел, – свое сердце, титул, огромное богатство, не получив того, чего желал, – наследника или наследницу, – с ней в последнее время отношения совсем разладились. Каждый жил своей жизнью: она – в бесконечном бальном вихре, меняя туалеты и поклонников, он – в заботах о доме, который так и не успел увидеть завершенным.

Во второй раз став вдовой, графиня Елизавета Ивановна не отказалась от старых привычек и не стеснялась в тратах. Однако дом остался неоконченным, а многие счета по его возведению – неоплаченными. Кредиторы, поставщики, разного рода посредники потянулись к графине, требуя срочно погасить долги. У вдовы голова шла кругом – наличности не хватало для ее повседневных трат, не говоря уже о прочем.

Началась распродажа. Ценные коллекции по частям уходили в чужие руки. Бронза, фарфор, мрамор, удивительные образцы часов, мемориальные вещи, принадлежавшие историческим личностям, – то, что годами собирал Николай Александрович, постигла печальная участь.

О, сколько могли бы рассказать залы Мраморного дворца об опустошении витрин, стеллажей, шкафов с изумительными предметами искусства! За какой бесценок доставались они разного рода темным дельцам и перекупщикам, спешившим со своей добычей прочь для того, чтобы вскоре вернуться опять, пока доверчивая хозяйка не опомнилась!

Однако любители легкой наживы напрасно беспокоились: ничего не понимая в ценности вещей, которые исчезали из дома, Елизавета Ивановна желала единственного – живых денег, чтобы в преддверии очередного великосветского бала по давней привычке проехаться по модным лавкам.

...«Веселая вдова» не теряла надежд и на свои чары. И что бы вы думали? Ее самоуверенность принесла весьма неплохие плоды. Накануне полного финансового краха Елизавета Ивановна сумела внушить горячее чувство человеку знатному и всеми уважаемому. Ей предложил руку светлейший князь Александр Аркадьевич Суворов, внук великого генералиссимуса. Он тоже был вдовцом, но в свои неполные шестьдесят лет этот седеющий красавец мог дать фору кому угодно. Санкт-Петербургский военный генерал-губернатор, член Государственного совета, кавалер орденов, включая орден Андрея Первозванного, – против такого жениха не возражала бы любая юная красавица. Надо сказать, что и Елизавета Ивановна была чуть ли не на четверть века моложе его.

Репутация Александра Аркадьевича была безупречна. «Всегда смелый на правду, откровенный в мыслях и словах, он сохранил эти свойства до самых последних дней.

Занимая при дворе и в среде царской семьи исключительное положение, он при всех условиях придворной жизни умел соединять утонченность светского человека с благородством и прямодушием солдата», – писал о нем современник. Надо знать злоязычный и завистливый свет, чтобы в полной мере оценить подобную характеристику.

При своем большом состоянии генерал сумел избавить очаровательную супругу от денежных затруднений: все долги были возвращены, все счета оплачены.

...Поистине Елизавета Ивановна была любимицей Фортуны. Удачливая красавица прожила долгий век без всяких, что немаловажно, материальных забот. И помогло ей в этом не только состояние третьего мужа, но и свое личное, а вернее – кушелевское. За Малый Мраморный дворец в 1873 году она выручила очень большие деньги, с лихвой вернув себе все то, что вложил в этот дом покойный Николай Александрович.

Эта выгодная сделка, вероятно, стала возможной потому, что дом на Гагаринской приобрели не кто-нибудь, а сами Романовы. Им требовался именно дворец, достойный императорской короны, и требовался срочно из-за чрезвычайного, единственного за все время существования династии обстоятельства.

Сын великого князя Константина Николаевича, Николай, украл из иконы матери бриллианты – деньги были нужны для романа с очаровательной американкой. Страсть подтолкнула молодого человека к преступлению. Его не простили: восемь лет двадцатилетний рыцарь дамы, которая уже и думать о нем забыла, просидел безвылазно в этом доме под надежной охраной. Гулять ему разрешалось только в маленьком садике, а далее следовали ссылка в Ташкент навечно и расстрел большевиками в 1918 году. 1 все же в его жизни было много любви, страсти, надежды. (Впрочем, об этой истории довольно подробно рассказано в книге: Л. Третьякова, «Русский сюжет», глава «Похититель драгоценностей».)