ШЬЕМ ЧУВЯК И БАБУШ

из

СТАРЫХ ФЕТРОВЫХ ШЛЯП ЗАКАЗЧИКА

Утром я уехал в лагерь, чтобы, как говорит папа, без хлопот и забот целое лето гонять мяч. Я не знаю, как живется у Христа за пазухой. Но мы жили хорошо. Я стал чемпионом лагеря по бегу с закрытыми глазами в мешках. Меня приняли в команду вратарем. А на сборе железного лома мне и вовсе повезло. Я притащил железную кровать с бомбошками, и она весила больше, чем восемь ржавых керосинок Таньки Сабантеевой. Понятно, что так жить можно.

Однажды начальник лагеря Вадим Герасимович сказал нам в столовой после обеда:

Ребята, вы знаете, что нашему лагерю были выделены три коровы. Это для того, чтобы вы могли пить ежедневно свежее молоко. Коров пас сторож Федор Кузьмич. Вчера его свезли в больницу, и животные остались беспризорными. Не возьмете ли вы над ними шефство, ребята? Если каждый из вас всего пару часов в неделю попасет коров, мы выйдем из положения.

Тут встает наша знаменитая задавака, будущая фифа на высоких каблуках, несчастная Юлька Пар-мачева и говорит, что она с детства боится коров. Она не хочет никого пасти. Она хочет стать артисткой и будет лучше участвовать в кружке художественной самодеятельности.

Все ребята, понятно, на нее зашикали. Я вспомнил про папу, встал и сказал:

— Мой папа спозаранку каждый день пас коров. Ему не было стыдно. А Юльке стыдно. А вот пить молоко ей не стыдно!

Юлька заверещала не своим голосом, что она не будет пить молоко. Дома мама дает ей за каждый стакан молока два рубля — и то она це пьет. А здесь она не притронется к стакану за десять миллионов рублей! Опять поднялся шум, и я закричал:

— Запишите меня на пастьбу первым!

И тут все сразу захотели записаться, потому что боялись, как бы Федор Кузьмич не выздоровел раньше срока и те, кто будут последние в списке, вовсе не попадут на пастбище.

Со следующего Дня мы начали пасти коров. Я первый погнал их на пастбище. Я сделал дудочку и играл на ней, чтобы им было весело во время еды. Иногда я сам срывал траву и с рук кормил Анюту — белую корову с желтым пятном на боку. Пятно было похоже на Африку, которая нарисована на географической карте. Анюта медленно жевала траву, громко хрумкала, пускала слюни и смотрела на меня блестящими и добрыми, как у жены Косенкова, глазами. И я думал, как обрадуется папа, когда узнает, что и я спозаранку взял бич.

Папа и мама приехали к нам в родительский день. Мама осмотрела меня с ног до головы и даже заглянула в уши. Папа сказал:

— Ну, как живем-можем?

— Живем ничего. Я теперь лагерный чемпион по бегу в мешках.

— Это, понятно, для семьи большая радость, — сказал папа. — \ Какие еще имеются достижения?

— Знаешь, какую я кровать нашел!

— У тебя не было кровати? — испугалась мама. — Ты спал на полу?

— Нет, мы железный лом собирали.

— И ты тащил на себе большую кровать? Отец, ты слышишь, как они отдыхают?

— Мама, — сказал я, — учтите, что железный лом — это хлеб для домен!

— Хорошо, мы учтем, — сказал папа. — Что вы еще делали?

— Вскопали грядки на огороде.

— А зябь вы <не поднимали?! — рассердился папа. — Фекалии на поля не вывозили?

— Теперь мне все ясно, — сказала мама. — Они не отдыхают. Они выполняют планы. То-то, я вижу, на нем лица нет!

— У меня есть лицо, — сказал я.

— Предположим, есть, — сказал папа. — Чем вы еще занимались?

— Я пас коров.

— Коров! Господи! Что это, пионерский лагерь или трудовая колония?! — закричала мама. — Тебя сюда послали по приговору суда?

— Я сейчас им устрою веселую жизнь! — сказал папа.

— Устрой, устрой им веселую жизнь! — закричала мама.

— Папочка, милый, — сказал я, — ты же сам спозаранку…

— Что ты там мелешь, что спозаранку?.. Ты пас коров спозаранку.

— Ладно, — сказал папа, — не занимайся демагогией. Мал еще для этого. Где ваш начальник?

И, как назло, из кухни вышел Вадим Герасимович.

— Что здесь творится? — подступила к нему мама. — Посмотрите, на кого он стал похож! Одни кожа да кости!

— По-моему, он поправился, — сказал начальник.

— Это по-вашему. А я говорю: «а нем лица нет! Вадим Герасимович вынул записную книжку, полистал страницы и сказал: