Между тем он тоже к ней очень привязался и каким-то особым грудным голосом выкликал ее фамилию.

Вика долго откладывала серьезный разговор с Кошеверовым. Она решила открыть ему свою душу во время концерта.

И вот наступил этот день. Вика пришла на концерт раньше всех, когда буфетчицы еще только расставляли на столах фужеры. Она прошла в пустой зал и села на свое место. Билеты у них были рядом. Она начала ждать. Кошеверов не приходил. Потом появилась какая-то дама и села около Вики.

«Простите, — сказала Вика, — на этом месте должен сидеть один жгучий брюнет». — «Какой еще брюнет?» — «Ну, такой интересный, с длинными волосами», — «С прямым носом?» — «Вы его знаете?» — обрадовалась Вика. «Еще бы! — ответила дама. — Он ободрал меня как липку. Он продал мне билет за семьдесят пять рублей!»

Вика чуть со стула не упала. Для нее это был страшный моральный удар…

— М-да, это в высшей степени поучительная история, — сказал дядя. — Видно, кадры сотенных в ваших театральных очередях сильно засорены.

— Не надо шутить, — сказала мама. — Над чувствами не шутят.

— Хорошо, давайте без шуток, — сказал дядя. — Пойдём в театр. Откроем наш театральный сезон. Кто может достать билеты?

— В воскресенье утром идет «Леди Макбет», — вспомнила мама.

— Я за леди! — сказал дядя, вынимая бумажник.

Мама взяла у него деньги на трд билета и сказала:

— Не надо тебе на нас так тратиться.

— Ничего, — отозвался папа. — Он зажиточный. Он набит деньгами, как сберкасса в дни получки. Пусть наш карагандинец малость порастрясет свою кубышку.

— Мне бы хотелось, чтобы и Петя посмотрел этот спектакль, — сказала мама. — Он многое не поймет. Не беда. Пусть хоть краешком своей детской души прикоснется к Шекспиру.

— Пусть прикоснется, — разрешил папа.

Дядя Коля дал еще пятнадцать рублей, и мама пошла в театральную кассу. Она купила четыре билета. Она сказала, что, если я буду плохо вести себя, мой билет отдадут нашему соседу старику Бедросову. Но я вел себя хорошо. Я не хныкал, не ныл, не играл в футбол, не смотрел телевизор, не канючил денег на мороженое, не молол всякую чепуху, не хватал при гостях печенье, будто я вижу его в первый раз в жизни и будто дома меня не кормят, не ковырял в носу, готовил уроки и мыл уши. Я так хорошо вел себя, что просто не знаю, как выжил в эти дни…

В воскресенье мы поздно позавтракали, чтобы не хотелось кушать в театре. Мы долго одевались. Мама надела фиолетовое платье с черной бархатной розой на груди и старые красные туфли. Новые лакированные туфли она завернула в газету и отдала их папе.

В одиннадцать часов мы вышли из дому, и мама громко сказала старику Бедросову:

— Если нас будут спрашивать, скажите, что мы смотрим «Леди Макбет».

Мы пришли в Teafp вовремя. Папа отдал гардеробщику свою фетровую шляпу. Мама вынула из газеты новые лакированные туфли. Она никак не могла их надеть. Она долго прыгала на одной ноге — они не налезали. Папа начал давать советы: надо дать ноге остыть, снять чулок, сбегать домой за рожком. Мама молчала. Она не любит, когда ей дают слишком много советов.

— Туфли надо смазывать рыбьим жиром, — советовал папа. — От жира мездра не сохнет.

— Какая еще мездра? — рассердилась мама. — Ты бы лучше поддержал меня, я не могу все время стоять на одной ноге, как Уланова!

Папа помог маме, и она затолкала ноги в туфли. Тут раздался звонок, и мы побежали в зал.

После первого действия мама взяла под руки дядю Колю и папу, и мы начали гулять по фойе.

— Как вам понравился артист Кубацкий? — спросила мама.

— Крепкий артист, — ответил папа. Он доносит образ, — не правда ли?

— Доносит.

— А Милозванова?

— Тоже крепкая артистка.

— А Курочкина? Она, по-моему, немного не доносит?

— Доносит, — сказал папа. — Она крепкая артистка.

Так мы перебрали всех артистов, и потом мама сказала, что театр облагораживает человека, что только в театре она забывает про разные неприятности, склоки и хамство, которых еще так много на свете.

— Да, на свете хамства видимо-невидимо, — сказал папа.

После второго действия дядя Коля повел нас в буфет и купил всем по два пирожных и шипучку. Мы опять начали говорить про артистов.

— По-моему, — сказал я, — они хорошо доносят…' Дядя Коля подмигнул мне, мама рассердилась, а папа сказал:

— Твое дело — помалкивать в тряпочку. Искусствоведа из тебя все равно не получится.,

Я замолчал. Мы покушали и пошли в зал. Когда мама села на место, она сказала: