В лифте Мэнни потянул ноги и руки с мыслью, что смог бы пробежать ещё десять… пятнадцать миль. И, не смотря на выпивку, он, очевидно, всё-таки вздремнул ночью, потому что сна не было ни в одном глазу, и чувствовал он себя полным энергии, но это — работа эндорфинов. Даже когда ты разваливаешься на части, бег лучше кофеина… или похмелья.

В итоге он, несомненно, свалится где-нибудь, но будет волноваться об этом, когда истощение возьмёт своё.

Полчаса спустя, Мэнни зашёл в «Старбакс» на Эверетт, где много лет назад впервые встретился с Голдбергом — конечно же, маленькая кафешка тогда ещё не разрослась в огромную сеть. Парень был выпускником Колумбийского университета и подавал заявление на интернатуру в Святом Франциске, а Мэнни состоял в вербовочной комиссии, которую созвали, чтобы заполучить ублюдка — Голдберг тогда был звездой, а Мэнни хотел создать сильнейшее отделение в стране.

Встав в очередь, чтобы заказать большой латте, он осмотрелся. Тут была целая куча народу, но Голдберг уже занял им столик у окна. Не удивительно. Этот хирург всегда рано приходил на встречи — он, возможно, сидит тут уже добрых пятнадцать, двадцать минут. Но парень не выискивал в толпе Мэнни, а рассматривал бумажный стакан, будто пытался силой мысли сдвинуть свой капучино.

А… всё ясно.

— Мануэль? — позвал парень за стойкой.

Мэнни забрал свой заказ и начал пробираться сквозь кофеманов, галерею стаканов, CD и треугольных белых подставок, указывавших на специальные заказы.

— Привет, — сказал он, сев напротив Голдберга.

Хирург поднял взгляд. И внимательно осмотрел его:

— Эээ… привет.

Мэнни глотнул кофе и откинулся на спинку стула, изогнутые бруски которой врезались в позвоночник.

— Как ты?

— Я… в норме. Боже, ты потрясно выглядишь.

Мэнни потёр щетину на подбородке. Какая ложь. Он не почесался побриться и оделся во флисовую фуфайку и голубые джинсы. Едва ли сойдёт для обложки журнала.

— Давай без шуток. — Мэнни сделал ещё один глоток своего латте. — Что ты хотел мне рассказать?

Взгляд Голдберга метался по всем направлениям. Пока Мэнни не сжалился над ним:

— Они хотят, чтобы я взял отпуск, так ведь?

Голдберг прочистил горло:

— Руководство больницы думает, так будет лучше для… всех.

— Они предложили тебе побыть главным, да?

Он снова прокашлялся:

— Эээ…

Мэнни поставил стакан на стол:

— Всё нормально. Нет, серьёзно. Я рад… ты прекрасно справишься.

— Мне жаль… — Голдберг покачал головой. — Я… Это просто так неправильно. Но… ты всегда можешь вернуться, знаешь, позже. Кроме того, отдых пошёл тебе на пользу. То есть, ты выглядишь…

— Потрясно, — сухо сказал Мэнни. — Ну-ну.

Вот что люди говорят тем, кого жалеют.

Какое-то время они пили свой кофе в тишине, и Мэнни стало интересно, думал ли парень о том же, о чём и он: Боже, как же всё изменилось. Когда они были здесь в первый раз, Голдберг нервничал так же, как сейчас Мэнни, но причина этого была в совершенно другом. Кто бы мог подумать, что Мэнни отправят на скамейку запасных. Тогда он целился на самый верх, и ничто не могло его остановить… и не остановило.

Из-за чего эта просьба от руководящего состава стала для него сюрпризом. Вообще-то, он не был так уж расстроен. Он чувствовал себя… как-то отстранённо, будто всё происходило с кем-то, кого он однажды знал, но с кем давно потерял связь. Да, всё это серьёзно, но… ему пофиг.

— Что ж… — Его оборвал зазвонивший телефон. И то, как Мэнни задёргался, чтобы вытащить эту штуку, будто флис на нём загорелся, показало, что действительно имело для него значение.

Но звонила не Пэйн. А ветеринар.

— Я должен ответить, — сказал он Голдбергу. — Две секунды. Да, Док, как… — Мэнни нахмурился. — Серьёзно. Ага. Да… да… ага… — Улыбка медленно расползлась по его лицу, пока он не засиял, как прожектор. — Да. Я знаю. Это гребаное чудо.

Повесив трубку, он посмотрел через стол. Брови Голдберга покорили высоты его лба.

— Хорошие новости. О моей лошади.

И эта пара бровей взлетела ещё выше:

— Не узнал, что у тебя есть лошадь.

— Её зовут Глори. Она породистая.

— Ого. Ничего себе.

— Я люблю скачки.

— Не знал об этом.

— Да.

На этом разговор о личном закончился. И Мэнни понял, как много они говорили о работе. В больнице они с Голдбергом часами трепались о пациентах, персонале и управлении отделением. Сейчас? Им почти нечего было сказать друг другу.

И всё же он сидел напротив очень хорошего мужчины… который, возможно, станет следующим главой хирургии в больнице Святого Франциска. Совет директоров, конечно, проведёт поиски национальных масштабов, но выберут именно Голдберга, потому что другие хирурги, пугливые, предпочитавшие стабильность, знали его и доверяли ему. И им следовало. Голдберг блистал техникой в операционной, был подкованным руководителем и даже более сдержанным, чем сам Мэнни.