Когда до своих окопов осталось совсем немного, Хорь вдруг повалился на землю.

— Ты чего? — испуганно спросил Григорий Дзурилло.

— О-ой, а этот-то… повар — вертухай… обоссался со страху! О-ой, не могу!.. Я ему руки связываю, слышу — журчит чего-то! Глянул, а под ним лужа… Вояка, туды т-твою… — Хорь лежал на земле, раскинув руки, и хохотал во все горло. И по-прежнему сыпал дождь…

— Давай, давай, ноги в руки — побежали…

Штрафники пировали. В большие кастрюли с пшенкой вываливали тушенку и перемешивали черпаками. Глымов накладывал полные миски, мужики жадно ели, торопились, давясь полными ложками. Многие зачерпывали кашу пятернями. Сопели, вздыхали, чавкали. Те, кому не хватило места в блиндажах, ели под дождем, укрываясь плащ-палатками. И все поминали добрым словом добытчиков:

— Ну, мужики, от общества вам всем спасибо. Уважили.

— С до войны так хорошо не ел… прям душа поет — как вкусно!

Добытчики чувствовали себя героями.

— Эй, Дзурилло-дурило, добавки не требуется? Кому еще добавки? — командовал Воскобойников.

— Мужики, к утру все слопать надо — чтоб кастрюли чистые были!

— Тушенку закопать надоть, — советовал кто-то. — Всю не съедим — животы скрутит!

Толкнув дверь, в блиндаж по ступенькам спустился Твердохлебов. Штрафники разом прекратили есть, смотрели на командира с полуоткрытыми ртами.

— Василь Степаныч, любушка, отведай кулеша с мясом, — пробасил Воскобойников.

— Вы что же творите, бандиты? — глухо проговорил Твердохлебов. — Кто разбой учинил? Кто придумал?

Штрафники молчали.

— Или вам лишь бы нажраться, а там трава не расти?

— Нам лишь бы нажраться, комбат, — серьезно ответил ротный Глымов. — А там трава не расти.

— Вы хоть понимаете, что теперь будет?

— А что будет, то и будет, — отозвался Воскобойников.

— Хуже не будет, — добавил Дзурилло.

Утром дождь прекратился, засияло умытое солнце, и в расположение штрафников нагрянули два «виллиса» и полуторка с десятью красноармейцами. Предупрежденный Твердохлебов встречал гостей перед окопами.

Из первого «виллиса» выпрыгнул майор НКВД Харченко, за ним выбрались два повара, в гимнастерках с несколькими медалями, в пилотках, в начищенных сапогах. Из второго «виллиса» вылез начштаба дивизии полковник Телятников. Из полуторки выгружались красноармейцы, становились в строй, забросив винтовки за плечи.

— Построить батальон, — приказал Харченко Твердохлебову.

Тот козырнул, побежал к окопам. Майор глянул на поваров, растерянно топтавшихся возле машины, поморщился, как от зубной боли, пробормотал:

— Уроды недоделанные…

Батальон выстроился в четыре шеренги, замер. Добытчиков спрятали в середину, в третью шеренгу. Только Хорь оказался в первой, стоял рядом с Лехой Старой, и оба постреливали по сторонам шустрыми вороватыми глазами.

— Гражданин полковник, — отрапортовал Твердохлебов начальнику штаба, — штрафной батальон по вашему приказанию построен.

— Ну и вид у твоих бойцов… — вздохнул Телятников, окинув взглядом строй штрафников. — Махновцы… бандиты — одно слово.

— Не все ж бандиты, — вставил Твердохлебов. — У нас политических почти половина.

— Враги народа, — поправил его полковник Телятников.

— Ну да, конечно, враги народа. Еще махинаторы разные есть, хозяйственники, бухгалтерия… убийства из-за ревности, неудачные любовники, есть аферисты и даже фальшивомонетчиков двое. У нас каждой твари по паре, гражданин полковник.

— Да я не о том, — сморщился начштаба. — Во что они одеты? Ведь не разберешь, наши это или немцы…

— Так ведь не от хорошей жизни, гражданин полковник, не дают обмундировку, — наклонившись к Телятникову, вполголоса сказал Твердохлебов. — Я комдиву два раза писал. Что им, голыми воевать, что ли?

Майор Харченко подошел к красноармейцам, о чем-то коротко переговорил с лейтенантом. Тот козырнул, обернулся к солдатам и негромко скомандовал:

— За мной, — и первым направился к блиндажу у самых окопов.

Харченко подошел к поварам, облил их ледяным взглядом, приказал:

— Ну, идите, смотрите… уроды… Хорошо смотрите — или рядом с ними встанете. И вы идите! — глянул Харченко на двоих солдат, которые были в окопе у пулемета. — Что стоите, как бараны?

И те медленно пошли вдоль строя штрафников, вглядываясь в лица, и глаза их при этом были испуганными и затравленными. Штрафники, напротив, смотрели весело, многие подмигивали поварам, улыбались, корчили рожи.

— Ну и хлеборезки у вас, ребятки, — сказал Воскобойников. — Народ худеет, а вы толстеете.