Шрифт:
«Я вам уже сказал, что нет».
Другой агент Дэниэл Глазго взялся меня обрабатывать. Он был немного старше Бёрнса, нескладный такой, с седеющей головой. «Повесь трубку», – сказал он.
Я прошептал маме: «Все, потом поговорим».
Несколько агентов принялись обыскивать.
Я спрашиваю: «У вас есть ордер на обыск?»
Бёрнс отвечает: «Если вы Кевин Митник, то у нас есть ордер на ваш арест».
Я ответил: «Мне нужно переговорить с адвокатом».
Агенты не попытались мне помешать.
Я позвонил Изурдиаге и сказал: «Доброй ночи, Джон, это Томас Кейз. Я сейчас в Рейли, Северная Каролина. Ко мне пришли гости из ФБР. Они думают, что я некий Митник, и что-то ищут по квартире, но ордера на обыск не предъявили. Вы не могли бы с ними поговорить?»
Я передал телефон агенту, который стоял рядом. Он взял трубку и сразу же потребовал Джона представиться.
Я передал телефон агенту, который стоял рядом. Это был Глазго. Он взял трубку и сразу же потребовал Джона представиться. Я подумал, что Изурдиага не захочет в этом признаваться, он же знает, что я действую под вымышленным именем, а это может быть чревато для него проблемами этического характера.
Глазго вручил трубку Бёрнсу. Теперь не осталось сомнений, кто тут главный.
Я услышал, как Изурдиага говорит: «Вы можете проводить обыск, только если предъявите моему клиенту действующий ордер».
Тогда Бёрнс повесил трубку, а весь отряд перетряхивал квартиру.
Бёрнс попросил у меня удостоверение личности, я вытащил кошелек и предъявил ему водительские права на имя Дж. Томаса Кейза.
Вдруг один из агентов наткнулся на сотовый телефон, закинутый под кровать. Он показал его Бёрнсу.
Бёрнс тем временем рылся в моей спортивной сумке и нашел второй мобильник. В те годы минута мобильной связи стоила около бакса, и тот факт, что у меня, оказывается, два сотовых телефона, не мог не вызывать подозрений.
Бёрнс спросил, какой номер у сотового. Я промолчал – надеялся, что он включит телефон. Я там поставил предохранитель на случай подобной экстренной ситуации: если включить телефон и не ввести в течение минуты секретный код активации, то вся память телефона, а также запрограммированный и электронный серийный номера будут стерты. Пшик! И никаких улик.
Черт возьми, он просто отдал телефон другому агенту, даже не включив его.
Я снова потребовал: «Предъявите ваш ордер на обыск!»
Бёрнс открыл папку и вручил мне документ.
Я посмотрел и сказал: «Этот ордер недействителен. Здесь адрес неуказан». Не зря я прочитал столько книг по праву: по конституции США общий обыск не допускался. Ордер действителен лишь при условии, когда в нем конкретно и точно указан адрес, по которому должен проводиться обыск.
Они снова принялись за поиски. Я, как актер, попытался представить себя в роли человека, чьи права ущемляются, и громко заявил: «У вас нет никакого права здесь находиться. Вон из моей квартиры! У вас нет ордера на обыск. Выметайтесь отсюда, НЕМЕДЛЕННО!»
Несколько агентов взяли меня в кольцо. Один показал мне лист бумаги и спросил: «Узнаете, кто это?»
Я не смог сдержать улыбку. Надо же, Служба маршалов США состряпала плакат «Разыскивается» на меня. Невероятно!
Там написано:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА НАРУШЕНИЕ УСЛОВИЙ ДОСРОЧНОГО ОСВОБОЖДЕНИЯ
Фотография же там была та самая, которую больше шести лет назад сделали в лос-анджелесском отделении ФБР, та, что попала в New York Times. В те времена я был гораздо толще и выглядел очень неопрятно, так как дня три не мылся и не брился.
Я сказал агенту: «Да вообще на меня не похож».
Сам же подумал: «Они колеблются. Может, удастся выкрутиться».
Бёрнс вышел, а двое ребят снова принялись за обыск. Еще двое стояли и следили за происходящим. Когда я спросил, откуда они, один ответил, что они служат в местной полиции, в опергруппе по поиску беглых преступников в районе Рейли и Дарема. Неужели федералы думали, что втроем не смогут повязать одного невооруженного хакера?
Вдруг агент Глазго заметил мой брифкейс. Он был набит документами, а точнее моими многочисленными фальшивыми удостоверениями личности, незаполненными свидетельствами о рождении и тому подобными вещами. Другими словами, это был билет в тюрьму. Он кладет дипломат на обеденный стол и открывает его.
Я кричу: «Эй!» На какую-то секунду он поднял на меня взгляд, я тем временем захлопнул крышку, защелкнул кодовый замок, скрутил колесики с цифрами – все, брифкейс закрыт.
Он как заорал на меня: «Ты, открывай по-хорошему!»
Я ноль внимания. Он пошел в кухню и нашел там большой разделочный нож.
Лицо у него при этом было малиновое.
Как только он собрался вонзить нож в брифкейс, другой агент Лазелл Томас схватил его за руку. Все в комнате поняли, что если Глазго силой откроет дипломат, не имея действительного ордера на обыск, то, что бы там ни было, это уже нельзя будет приложить к делу.