Агент Бёрнс отлучился примерно на полчаса. Затем он вернулся и вручил мне уже другой ордер, по всем правилам напечатанный и подписанный федеральным судьей, только вот мой адрес был записан вручную. К тому моменту двое агентов нелегально занимались обыском уже больше двух часов.

Агент Томас начал обыскивать мой стенной шкаф. Я крикнул, чтобы он не совался туда, но он меня не послушал и открыл дверь. Через некоторое время он снова зашел в комнату с моим кошельком.

«Ну и что у нас тут?» – спросил он с резким южным акцентом.

Одно за другим вытащил из кошелька водительские удостоверения, которыми я раньше пользовался. Все остальные прекратили обыск и начали за ним следить.

«Кто такой Эрик Вайс? – спросил он. – Кто такой Майкл Стэнфилл?»

Я хотел вырвать у него из рук все это, но понимал: такое действие может сойти за нападение на полицейского. Это не самая хорошая идея в комнате, нашпигованной вооруженными мужиками.

Теперь они знали, что я не обычный работяга, у которого все чисто за душой. Однако они-то пришли арестовывать Кевина Митника, а у меня в кошельке нет ничего, что связывало бы меня с этим человеком.

Очевидно, я играл роль крайне убедительно: частное лицо, человек, возмущенный тем, что на него несправедливо наехали. Они даже начали говорить о том, что нужно бы забрать меня в город вместе со всем нарядом, взять мои отпечатки пальцев и проверить, на самом ли деле я Митник либо просто пытаюсь их облапошить.

Я сказал: «Хорошо, можно подъехать. Во сколько я могу зайти к вам в участок утром?»

Они меня проигнорировали и снова принялись за обыск.

Моя удача мне не изменяла.

Это все-таки случается. Томас перетряхнул всю одежду в шкафу, дошел до моего старого лыжного костюма. Вынул из застегнутого на молнию внутреннего кармана клочок бумаги.

«Квитанция об оплате, – сказал он, – выписана на имя Кевина Митника».

Агент Томас заорал: «Вы арестованы!»

Не то что в каком-нибудь фильме: никто даже не пытался зачитать мне мои права.

Я был так осторожен, а теперь квиток из компании, где я работал совсем недолго после того, как покинул Бейт-Тшува, квиток, запрятанный на много лет в забытом кармане спортивной формы, решил мою судьбу.

Во рту у меня желчный привкус, я даже не смог подойти к раковине и сплюнуть. Сказал агентам, что мне нужно принять лекарство от рефлюксной болезни [173] . Они посмотрели на этикетку на пузырьке, убедились, что лекарство выписано врачом, но таблетку мне не дали.

Невероятно. Я продержался против них более трех с половиной часов, а до этого разгуливал прямо у них на виду почти три года, пока меня искали ФБР, Служба маршалов США и прочие секретные службы.

Теперь все кончено.

Агент Томас уставился на меня и сказал: «Все, Митник, доигрался!»

Вместо того, чтобы просто скрутить мне руки за спиной и защелкнуть наручники, заместитель маршала США надел мне и наручники, и цепь, опоясывающую живот, и ножные кандалы. Меня вывели за дверь. В тот момент я понял, что ухожу надолго. Слишком надолго.

Теперь мне предстояло обитать в тюрьме округа Уэйк, расположенной в центре города Рейли. Как же здешний прием не походил на южное гостеприимство! После того как я поступил туда на содержание, федеральные агенты выдавали все новые и новые строгие распоряжения о том, что меня нельзя и близко подпускать к телефону.

Абсолютно у всех людей в форме, которые проходили мимо моей камеры, я просил разрешить мне связаться с родными. Они же пропускали мои мольбы мимо ушей.

Все же одна из тюремщиц казалась более человечной. Я убедил ее, что мне нужно связаться с кем-то из членов семьи, чтобы договориться о внесении залога. Она сжалилась надо мной и ненадолго отвела меня в камеру с телефоном.

Первым делом я позвонил маме, ведь бабушка приехала к ней, и они переживали обо мне вместе. Они были в страшно растрепанных чувствах, очень огорчены и подавлены. Сколько же раз я доставлял им такое горе, наполняя их жизнь болью. Теперь их сын и внук снова оказался в тюрьме и, возможно, надолго.