Многие эксперты считают, что длительное одиночное заключение гораздо хуже пытки водой и других форм психологического насилия. В карцере заключенные обычно страдают от летаргии, отчаяния, ярости и сильной депрессии, а также от других душевных расстройств. Изоляция, бездействие и бесструктурность такого образа жизни легко начинают разрушать ваш разум. Когда вам совершенно не с кем поговорить, вы никак не можете обуздывать свои мысли или удерживать связь с реальностью. Не побывав в карцере, вы даже не можете вообразить такого кошмара.

Неудивительно, что исследование одиночного заключения, которое длится больше 60 дней, показало: у заключенных развиваются серьезные душевные расстройства. Иногда такие расстройства остаются навсегда. Я очень боялся, что со мной такое произойдет. Прошло уже шесть лет с тех пор, как я сидел в карцере, но эти воспоминания не давали мне покоя. Я хотел выйти оттуда как можно скорее.

Через неделю после того, как меня бросили в карцер, федеральный прокурор предложил мне сделку: я отказываюсь от некоторых прав, а меня переводят в общую камеру. Я должен был добровольно отказаться:

• от слушания о залоге;

• предварительного слушания;

• телефонных звонков кому-либо, кроме адвоката и нескольких членов семьи.

Мне сказали, что когда я подпишу соглашение, то сразу выйду из карцера. Я подписал.

Мой лос-анджелесский адвокат Джон Изурдиага и его партнер Ричард Стейнгард помогли мне заключить это соглашение. Поскольку я был арестован в Рейли, оба адвоката великодушно уделили мне лишнее время, потратив его на решение моих проблем. Джон по собственной инициативе представлял мои интересы без гонорара еще с конца 1992 года, когда агенты ФБР устроили обыску меня дома в Калабасасе.

Сразу после возвращения в общую камеру я переговорил с Джоном Изурдиагой и Ричардом Стейнгардом по телефону. В голосе Джона чувствовалось напряжение, которого я раньше не замечал. К моему удивлению, оба адвоката стали закидывать меня вопросами о каких-то государственных тайнах. «К какой именно секретной государственной информации ты получил доступ? Как ты взламывал сети разведывательных служб США?»

Когда я понял, о чем это они, то в голос рассмеялся. «А, нуда. Еще скажите, что я шпион и занимаюсь секретной разведывательной деятельностью».

«Не ври нам, Кевин, – сказал Джон, голос его звучал с пугающей серьезностью. – Пришло время говорить начистоту».

Я моргнул, не веря тому, что слышу. «Не, ребята, вы что, шутите?»

Тогда Ричард произнес слова, которые прозвучали для меня как взрыв гранаты: «Помощник федерального прокурора США Шиндлер требует, чтобы ты согласился на подробный отчет о своей деятельности перед сотрудниками ЦРУ».

Что же происходит? Действительно, я взламывал сети известных мировых производителей мобильных телефонов, телекоммуникационных операторов Bell, а также сети компаний, которые занимались разработкой операционных систем на всей территории США. Однако я никогда даже и не пытался штурмовать какие-либо правительственные объекты. Как федералы могли выдвинуть подобное обвинение? Оно же было совершенно необоснованным.

«Мне нечего скрывать, – сказал я со вздохом. – Я готов полностью отчитаться перед ЦРУ, но все должны понимать, что я не сообщу ничего нового». Я ничего не знал и о чужих попытках взлома правительственных или военных систем. Даже если бы знал, то по этическим и моральным соображениям не стал бы правительственным стукачом.

В итоге это дело ничем не закончилось. Может быть, Шиндлер и Министерство юстиции просто решили прощупать почву. Это напомнило мне о том случае, когда Марти Штольц из Intermetrics по секрету сказал мне, что тот суперхакер, за которым охотятся федералы, взломал компьютеры ЦРУ. Теперь мне довелось столкнуться еще с одним примером того, что этот миф гуляет по свету.

В Средневековье, например, придумывали разные мифы о колдунах, чтобы доставить им серьезные неприятности. Иногда люди даже погибали из-за этих небылиц и предрассудков. Бродячий фокусник мог позабавить крестьян своими трюками и ловкостью рук. Поскольку крестьяне не понимали, как он вытворяет фокусы, они не могли догадаться и о том, насколько велики его способности. Казалось, ловкач усилием воли может заставить предметы появляться и исчезать. В этом и был фокус. Однако иногда что-то шло не так: умирало несколько коров, зерно не всходило, маленькая девочка Сара заболевала. Вот тогда во всем этом проще было обвинить какого-нибудь волшебника.

Если бы все было по-другому, я, возможно, и гордился бы в глубине души, что ношу титул самого разыскиваемого хакера в мире. Я смеялся бы, когда меня считали каким-то сверхчеловеком, способным взломать любую систему. Однако меня не оставляло чувство, что за все это придется поплатиться. Как оказалось, оно меня не обманывало. Миф о Кевине Митнике должен был вот-вот осложнить мою жизнь.