— «Лексус», — ответил тот.

— «Лексус»… Ну, на крайний случай колеса проколите. Потом рассчитаемся. Уж больно люди неприятные. Если что, я вам сигнал подам. — Узбек подозвал официантку: — Лида, а что мы без музыки сидим? Ты включи что-нибудь такое, красивое.

Официантка, кивнув, ушла, а Узбек, покосившись на троицу, заметил:

— Правильно их Чепер не любит. Есть за что. — Он сделал глоток чая и спокойно улыбнулся. — Чепер умен. Иные, чтобы что-то изменить, лезут в политику, другие просто бьют морды таким ублюдкам, как эти. Но ни первое, ни второе ничего не меняет. Чтобы здесь что-то изменить, надо двадцать Че Гевар, да и то мало будет. А Чепер подошел к этому делу с другого края. Он обрубит эту ветку нежно, за их же деньги. Не будет у этих и им подобных засранцев достойных продолжателей дела. По крайней мере, в нашем городе. А будут дегенераты, неспособные дать здоровое потомство. Так что все, что они сейчас нахапали, пойдет прахом. Чепер — большевик и террорист в одном лице. Его террор нежен, как дыхание белых иллюзий, но очень эффективен. Сколько людей могут пострадать от взрыва? Десять? Пятьдесят? Заметь, как правило, невинных людей. А сколько народа в городе торчит на коксе?! С каждым месяцем их становится все больше, и это далеко не пролетарии. Мы преуспели в этом деле. Ты когда-нибудь видел человека, года два регулярно потреблявшего кокаин? Жалкое зрелище! Правда, невинные тоже страдают от героина и прочей дряни. Но это уже не наше дело. Мы не Армия спасения. Пусть менты лучше работают.

— Что хочет Чепер? Как?.. — Вечер попытался поточней сформулировать вопрос и замялся, когда у него ничего не вышло.

— Ты хочешь спросить, какой он видит эту жизнь в идеале?

— Ну, наверное.

Узбек вздохнул, посмотрел куда-то в потолок, словно там был написан ответ на вопрос Вечера, и произнес:

— Чепер слишком долго общался с Робеспьером. Был такой спившийся бунтарь-филолог. Жил бобылем в своем доме возле бумажной фабрики. Часто пускал босяков погреться. В сильные морозы человек до десяти у него ночевало. Зимой это здорово нас выручало. Мы были единственной его аудиторией, перед которой он отводил душу в длинных лекциях. По-трезвому он много чего интересного мог рассказать, а пьяный все больше призывал резать буржуев и очень интересно это обосновывал. С железной логикой. Мы слушали. Вечерами все равно делать нечего. У него еще книг много было. Мы постепенно читать начали, тоже от нечего делать. Когда уже повзрослели и своим жильем обзавелись, многие к нему ходить перестали. А вот Чепер и Шеф продолжали. Вот и нахватались там всякого. Правда, когда Робеспьер умер, на похороны все пришли. Потому что этот чудик не одну босяцкую душу зимой от гибели спас. А Чепер, — Узбек усмехнулся. — Он идеалист. Хочет равенства.

Зазвонил телефон Узбека, он поднес его к уху.

— Да, сидят. Можете приступать, — Узбек убрал телефон и обратился к Вечеру: — Подождем. Ради такого представления стоит. Хочешь чаю?

— Нет, — отказался Вечер, не понимая, как Узбек поглощает по такой жаре эту зеленовато-бурую горячую жидкость.

«Лексус» увели под песенку Ива Монтана «Большие бульвары».

Прошло еще минут двадцать, прежде чем троица встала из-за стола.

— С утра так жрать! — заметил Узбек и покачал головой.

Компания ела плов и шашлыки.

— И так орать! — добавил он. — Плебеи!

— Скажи, Узбек, а ты родителей своих помнишь? — спросил Вечер.

— Смутно. Они в землетрясение погибли. Я из Азии.

Они вышли на улицу вслед за троицей.

Владельцем машины, судя по всему, был маленький тип с двойным подбородком и водянистыми глазками. Он явно пребывал в ступоре, глядя на пустое место у клумбы, где стоял «лексус». Тип машинально вертел на пальце ключ с брелком сигнализации и, похоже, упорно не хотел признавать очевидный факт пропажи машины. Потом он посмотрел на товарищей и словно сдулся. Вид его сразу стал жалким и беспомощным.

— Пошли, — произнес Узбек, насмотревшись. — Люблю я такие моменты, — добавил он на ходу, — когда с жирных морд спесь сползает, как позолота с дерьма.

На этот раз тренировка была короче, и Вечер услышал от Узбека странные слова. Он говорил, что, для того чтобы чего-то достичь в работе с шестом, нужно отождествлять себя с ним. Стать единым целым с шестом. Вечер даже представить такого не мог, не говоря о том, чтобы сделать.

— И еще ты слишком волнуешься, — сказал Узбек, когда они смывали пот в душевой. — Даже перед спаррингом со мной. Почему? Ведь тебе ничего не грозит.

Вечер пожал плечами.

— Это не ответ, — произнес Узбек. — Постарайся понять, почему это происходит. Волнение сжирает твою энергию и победу. В любом деле.

Вечером в водонапорной башне был совет. Собрались все пятнадцать человек, которые имели на плече татуировку с кипарисом.

— Подходит время заказывать порошок у Сафы. Если мы этого не сделаем, он очень удивится, — начал разговор Чепер. — А потом начнет думать и догадается, что у нас появился свой источник. Будет лучше, если он как можно позже узнает об этом.

— А ты полагаешь, что после того как мы ограбили курьера, прибывшего от Сафиных поставщиков, он у них еще в доверии? — спросил его Шеф.

— Вот и проверим.

— Надо сделать так, чтобы Сафа сам прекратил нам поставку кокса, — предложил Шеф. — Его надо сильно рассердить.

— Я предлагаю заказать кокса в три раза больше обычного. Все равно мы его брать не станем, — неожиданно сказал Узбек, и все переглянулись. — Пускай вбухает побольше деньжат, — добавил он.

— Но если он затарится под самую шляпу, ему нелегко будет наказать нас отказом в кокаине, — сказал Грегор.

Все задумались. Потом Чепер сказал:

— Четверых базарных мы убрали по-тихому. Осталось еще четверо. Я предлагаю убрать и их, но так, чтобы Сафе было ясно, чьих это рук дело.

— Сафе и так будет ясно, — произнес Грегор.

— Когда он вызовет тебя к себе для объяснений, ты просто подтвердишь, что это сделали твои люди, — сказал Миха.