Кроме этого в школе постоянно присутствовал надзиратель по кличке Мегрэ, который отвечал за весь процесс обучения и внутренний режим в школе, длинный тип с потасканным лицом и вечной кривой ухмылкой. В прошлом выпускник этой школы. «Мозги отбили, вот и улыбается», — сказал как-то по этому поводу один из курсантов. Еще на вахте, возле ворот, сидел странный человек с трясущейся головой. Кроме должности привратника он исполнял обязанности водителя — доставлял на старом «опеле»-пикапе в школу пищу, а заодно и буфетчика, раздавал ее в тесной столовой. Он почти никогда ничего не говорил, предпочитая объясняться с курсантами жестами, и имел странную кличку — Зефир. На нем весь тесный мирок, в котором Вечеру предстояло обретаться целых пять лет, заканчивался.

Время от времени в школе появлялся и ее хозяин, тот самый человек, который привез Вечера сюда. У него тоже была кличка — Директор. Директор надолго не задерживался. Понаблюдав за тренировкой, поговорив с Мегрэ и инструкторами, он уезжал.

— Ты! — палец Табака уставился на Вечера. — Как ты бьешь?!

— А что? — не понял Вечер.

— Ты! — палец Табака переместился на Пянжина. — Даю тебе два дня, чтобы исправить это.

Тренировка продолжалась. Вечер повторял удар за ударом, чувствуя себя тупицей. Если Табак не удосужился ему объяснить, в чем ошибка, значит, это была какая-то мелочь, на которую он не хотел тратить время. После обеда Пянжин подошел к Вечеру.

— Слышишь, ты, а ну-ка ударь меня. Ну что замер? Бей.

Пянжин был бурятом. Приплюснутый нос, узкие глаза и широкая, как таз, морда, в которую трудно было не попасть. Если, конечно, успеешь ударить первым. Но тут Пянжин сам предоставлял такую возможность.

Вечер, размахнувшись, засветил ему в лицо, целя под глаз. Когда его кулак был уже совсем рядом с мордой Пянжина, что-то твердое и тяжелое ударило его в подбородок и он полетел на землю.

— Ну, понял ошибку? — спросил шеф, когда Вечер поднялся.

— Нет, — сказал Вечер.

— Ну, тогда повторим. Бей.

Пянжин опять стоял, открыв полностью подбородок. Его руки были на уровне груди. Вечер ударил. Казалось, он должен успеть раньше Пянжина, но произошло то же самое, что и в первый раз, и он опять оказался на земле. Вечер встал, потирая челюсть. Она уже изрядно ныла. Еще пара таких ударов, и он не сможет говорить.

— Ну, понял? — спросил Пянжин.

Вечер покачал головой.

— Думай, даю минуту, — произнес Пянжин.

Вечер ничего не мог понять. Вроде он все делал правильно, как учили. Возможно, это его и сковывало — непривычные и неотработанные движения. Вечер решил ударить по старинке, как делал раньше.

Они опять встали напротив друг друга, и Вечер снова не успел.

— Ладно, — смилостивился Пянжин. — Все просто. Ты делаешь замах и тратишь на это лишних полсекунды, вдобавок, подавая руку назад, увеличиваешь расстояние до цели. Но самое главное, замахиваясь, обозначаешь свое намерение ударить. Ты как бы говоришь: «Я сейчас тебя ударю» — и тем самым даешь противнику фору. Но мы не в клубе джентльменов.

— А как же без замаха? — удивился Вечер.

— Это просто тупая привычка, — поморщился Пянжин. — Вот смотри: когда ты замахиваешься, то отводишь плечо назад. А вместо этого надо просто подать вперед бедро, оставляя плечо на месте, и тогда оно само собой окажется позади. А на бедро ведь никто не смотрит. Давай отрабатывай. Через час проверю, — распорядился Пянжин и пошел, насвистывая, по проходу между коек.

— Не мог сразу сказать! — бросил ему в спину Вечер.

Пянжин обернулся:

— А так лучше запоминается.

«Ну-ну, — подумал Вечер. — Учи-учи на свою шею».

Через час мучений до него что-то стало доходить. Он уловил это движение, почувствовал его телом: первым идет бедро коротким резким импульсом и тут же тянет за собой плечо. Получается что-то наподобие удара кнута. Для Вечера это было открытием.

На этот раз они с Пянжином ткнули друг друга в зубы одновременно. Правда, удар Вечера был гораздо слабее, но все равно он был доволен результатом.

— Вот так-то, — удовлетворенно произнес Пянжин и направился к телевизору.

Вечер лег на кровать. До следующей тренировки оставалось сорок минут. Хотелось хоть немного отдохнуть. Он хоть и не уставал теперь так, как вначале, но все равно ему приходилось нелегко, гораздо тяжелее, чем другим. Кол, к примеру, худой длинный и веснушчатый парень, поступил сюда на семь месяцев раньше него. Так что разрыв был ощутимый — целый тренировочный сезон. Остальные занимались от года и больше. Их мышцы уже автоматически выполняли упражнения, тратя гораздо меньше энергии, чем мышцы Вечера.