Потом мы с Йогом шли вместе домой. Я сказал, что насчет болезней он явно загнул. Он сказал, что, наоборот, в этом деле он продвинулся дальше всего. Принцип избегать болезней — очень серьезная вещь. По крайней мере, многие болезни зависят от человека. Например, для него язва желудка — пустяк. Максимум десять дней, и никакой рентген даже следов не обнаружит. Между прочим, у Доктора — язва, и серьезная. Он мог бы его вылечить. Но тот имеет специальную больницу — привилегия! И он ею воспользуется. И там его залечат на тот свет.

Месяца через два Доктор умер от неудачной операции в Кремлевской больнице, а через полгода Йога выслали из Москвы как тунеядца.

Когда мы в тот раз расставались с Йогом, он сказал мне: основное условие быть здоровым — не знать, что ты болен, в крайнем случае — не знать, чем именно ты болен. Это касается не только людей, но и целых обществ. Если общество начинает думать о своих болячках, оно обречено. Наши власти инстинктивно поступают правильно, настаивая на том, что наше общество здорово во всех отношениях.

Научное понимание сна впервые в истории человечества было дано классиками марксизма. Оно затем было развито далее руководителями КПСС и советскими учеными и получило блестящее применение в практике строительства развитого социализма в Советском Союзе и странах социалистического блока. Мы, сказал Генсек в одной из речей по поводу бдительности, добились таких успехов, которые доселе никому не снились, что подтверждает нашу правоту и их закономерность. И вот уже который год наши философы ломают голову над тем, что имел в виду красноречивый Генсек — закономерность снов или успехов. Когда мы на собрании группы обсуждали речь Генсека, я предложил такую интерпретацию этого места речи: Генсек имел в виду закономерность успехов, которые мы видели во сне, а выражение «не снилось» он употребил как синоним «неслыханные», ибо неслыханные успехи могут присниться, тогда как успехи, которые не снились, не могут присниться. Парторг сказал, что я занимаюсь формально-логической софистикой. Я не стал спорить.

Враги марксизма-ленинизма, ссылаясь на наш лозунг «Бди!», утверждают, будто мы отрицаем сон как пережиток прошлого в сознании людей и как родимое пятно капитализма. Верно, перегибы с этим лозунгом у нас были. Но они исправлены и преодолены. И мы теперь правильно истолковываем лозунг «Бди!» не как лозунг «Не спи!», а как «Будь начеку!» не только наяву, но и во сне.

С точки зрения марксизма сон есть свойство материи. Марксизм различает сон как сновидение или отсутствие такового и сон как состояние существа, видящего или не видящего сновидение. Эти две стороны сна образуют диалектическое единство и борьбу противоположностей — материального и идеального. Сновидение есть субъективный образ внешнего объективного мира, а спанье есть состояние внешнего объективного мира, благодаря которому возникает сновидение. Положение здесь точно такое, как с материей и сознанием: материя — то, что находится вне сознания и отражается им, а сознание — то, что отражает материю и находится... Вот где оно находится — это вопрос для естествознания. Также и вопрос о том, чем именно спят и кто именно спит, есть вопрос нефилософский. С точки зрения философии ясно одно: спит материя, а какая именно — это должна выяснить современная наука. Наша советская наука, во всяком случае, досконально выяснила одно: если у нас и думают задницей, то спят все-таки головой.

Я не могу изложить марксистско-ленинскую сонологию в деталях. Ограничусь лишь несколькими замечаниями, важными для последующего изложения. Этими замечаниями хочу также показать, что широко распространенное мнение, будто марксизм есть просто чепуха, грубо ошибочно, ибо он есть чепуха выдающаяся и эпохальная.

С точки зрения идеализма сначала было сплошное спанье и лишь потом в качестве его вторичного продукта появилась спящая материя. У них материя есть нечто вроде «вторичного сырья», как у нас теперь называют утильсырье. Мы же, наоборот, считаем спанье вторичным продуктом эволюции материи. Но мы не относимся к спанью как к вторсырью, а рассматриваем его как неотъемлемый атрибут материи. Мы допускаем, что в самом фундаменте материи есть способность, подобная спанью человека, способность дрыхнуть. В связи с этим ревизионисты заявили, будто чем человек умнее, тем хуже ему спится. Например, кандидатша наук Иванова не спала целый год, ожидая, когда ее выпустят на защиту докторской диссертации. А защитившись, она вообще утратила способность ко сну, ожидая выдвижения в членкоры. Но мы дали отпор ревизионистам, приведя в качестве контраргумента подтвержденную практикой истину «Ворам не спится» и тот факт, что сам Генсек спокойно спит на трибуне, зачитывая цитаты из классиков. Положение марксизма о сне как о свойстве высокоорганизованной материи следует понимать диалектически. Да, дрыхнет вся материя, но храпеть во сне и портить при этом окружающую атмосферу может только человек, причем — трудящийся. Эксплуататоры не храпят.

С другой стороны, метафизики пытались нанести удар по марксизму, утверждая, будто сон есть свойство покоящейся материи. Но мы с ними даже спорить не стали. Я уже говорил вам о том, что я спал в строю, в седле, в самолете, в поезде метро сидя, в троллейбусе стоя. Известно, что космонавты прекрасно спят в космических кораблях. Один мой приятель спал в милицейском мотоцикле, отвозившем его в вытрезвитель.

Самой собой разумеется, мы подходим ко сну с классовых позиций и проводим ленинский принцип в сонологии. Мы считаем, что одно дело — сон трудящихся и другое — эксплуататорских классов. Для первых сон есть накопление новых творческих сил для созидательной деятельности, для вторых — праздное времяпровождение. Эксплуататорские классы спят днем, после ночных оргий. При капитализме трудящиеся лишены сновидений, которые отнимаются у них помещиками и капиталистами в виде сверхприбылей. Мы, уничтожив эксплуататорские классы, экспроприировали у них и сновидения, передав их в безраздельное пользование трудящихся. В результате мы воспитали новый тип человека, который на голову выше гомосапиенса, а именно — гомоспатиенса. Та голова, на которую гомоспатиенс выше гомосапиенса, и есть орган, с помощью которого трудящиеся спят.

Комиссар — самая странная фигура в нашем сарае. То он со страшной силой начинает обличать наше общество. И при этом приводит такие факты (причем этому можно верить, ибо он не умеет врать), что буквально глаза на лоб лезут. То, наоборот, начинает защищать наш бардак самым наивнейшим образом. Разговорились мы как-то о распределении населения по отраслям хозяйства в США и у нас.

— В США, — сказал Кандидат, — в сельском хозяйстве занято всего четыре процента, а кормят они полмира. А у нас — больше тридцати, а уже сейчас половину продуктов питания ввозим из-за границы. Зато в сфере обслуживания...

— У нас тоже больше, — сказал Комиссар. — В США десять процентов, а у нас — тридцать.

— Не может быть, -- возразил я.

— А вы посмотрите, сколько у нас народу в магазинах работает, во всяких конторах, в мастерских, в ресторанах...

— Зато в промышленности, — заикнулся Кандидат, — у нас...

— У нас тоже больше. В США — тридцать, а у нас — шестьдесят. А в сфере управления у них — пять, а у нас — двадцать пять.

— Стойте! — не вытерпел Костя. — Это же невозможно! Посчитай-ка: тридцать плюс тридцать плюс шестьдесят плюс двадцать пять... Сколько же получается?!