Шрифт:
Таблица 9.2 Сбор зерновых и масличных культур (млн т)
Составлено по: http:/www/eclac/cl/argentina/noticias/; www.mecon.gov. с om. ar.
Обращает на себя внимание и значительное увеличение производства кукурузы, пик которого пришелся на 2007 г. – 22,5 млн т. Причем эксперты подчеркивали беспрецедентный рост урожайности этой культуры: с 36 квинталей [54] с 1 га в 1980-е гг. до 75 квинталей в 2005 г. Последний показатель находился практически на одном уровне с рекордной урожайностью знаменитого «кукурузного пояса» США380.
Многие данные свидетельствуют о том, что расширение АПК в первом десятилетии нынешнего века происходило по следующим основным направлениям.
Первое. В Аргентине уже сложились и продолжают формироваться так называемые производственные агропромышленные цепочки, включающие в себя самые различные предприятия, занятые выращиванием сельскохозяйственных продуктов, их переработкой, транспортировкой, сбытом, а также, что крайне важно, банковские учреждения, финансирующие национальный АПК. Пример такого рода взаимодействия – созданная в конце
2004 г. Ассоциация цепочек аргентинской сои, одним из членов-учредителей которой стала Ассоциация банков Аргентины, объединяющая частные иностранные финансовые учреждения, действующие в стране381.
Второе. Динамично развивалась агрохимическая отрасль, обеспечивающая интенсивную химизацию сельского хозяйства. Как отмечено в упомянутом исследовании министерства экономики, агропромышленный комплекс становится «технологически насыщенным»382. Например, заметно окрепла собственная (национальная) промышленность сельскохозяйственных удобрений, фактическое отсутствие которой долгие годы являлось слабым звеном АПК. Так, было организовано производство наиболее эффективного вида химических удобрений – карбамида (мочевины), ранее полностью импортируемого, а в конце августа 2006 г. в городе Пуэрто де Сан-Мартин (провинция Санта-Фе) была открыта первая в Аргентине фабрика, выпускающая простой суперфосфат – удобрение, широко используемое при выращивании сои. Мощность нового предприятия (300 тыс. т удобрений в год) позволяет не только обеспечить внутренние потребности, но и экспортировать продукцию в соседние южноамериканские государства383. Предприятие по выпуску серных удобрений мощностью 140 тыс. т в год построил в провинции Буэнос-Айрес бразильский концерн «Петробраз».
Третье. АПК все больше диверсифицируется. Растущую роль в нем начали играть сектора, раньше не имевшие существенного значения для экономического развития страны и ее внешней торговли. Это касается производства свинины, конины, некоторых видов фруктов (яблоки, груши, цитрусовые), меда, а также мяса птицы. Последняя позиция особенно показательна: рост этого сектора уже более десятилетия составляет в среднем около 10 % в год. В 2007 г. объем производства составил 1 300 тыс. т (в 2003 г. – 760 тыс. т). Значительных объемов достигло производство свежих фруктов, вина, меда. Появились возможности восстановить утраченные еще в 70-е годы прошлого века позиции одного из ведущих производителей говядины384.
Четвертое. Наблюдалось растущее применение новых технологий и прогрессивных методов хозяйствования. Характерно, что прямой сев (технология беспашенного земледелия) к середине первого десятилетия XXI в. охватил уже 70 % всех посевных площадей. Это – лишнее свидетельство перехода подавляющего большинства сельскохозяйственных производителей на современные способы обработки почвы.
И пятое. В последние годы имело место ощутимое укрепление машинотехнической базы аграрного сектора, в том числе за счет развития национального сельскохозяйственного машиностроения.
Все перечисленное закрепило Аргентину в качестве одного из ведущих игроков на международных рынках сельскохозяйственных товаров. Она вошла в первую пятерку экспортеров зерновых (вместе с США, Канадой, Евросоюзом и Австралией)385, а по оценкам ВТО и ФАО, стала 8-м по значению мировым производителем продовольствия и 7-м – его экспортером386. Интересен и такой факт: по утверждению директора «Фонда ЭкспортАр» Марсело Элисондо, Аргентина близка к тому, чтобы занять первое место в мире по производству продовольствия на душу населения.
Принципиальную важность имело то, что в посткризисный период опережающими темпами развивалась обрабатывающая промышленность. Была остановлена тенденция к сокращению доли индустриальных отраслей в ВВП. Статистика свидетельствует: после рецессии и обвального падения промышленного производства в начале века его объем в период с 2002 по 2008 г. вырос на 70 % (см. рис. 9.2).
Рис. 9.2. Динамика промышленного развития (в %)
Источник. Argentina: Indicadores Económicos, Julio 2006. – Ministerio de Economia, www.mecon.gov.ar; INDEC Informa, Septiembre 2009.
В ряде отраслей восстановительный рост производства в указанный период был еще более значительным: в цементной промышленности – 149 %, в машиностроении – 182 %, в текстильной промышленности – 209 %. Сильный толчок экономическому росту был дан быстрым расширением производства в автомобилестроении. После провального 2002 г., когда выпуск транспортных средств упал до самого низкого с 1992 г. показателя (160 тыс.), производство в 2008 г. достигло исторически рекордного уровня – 597 тыс. машин. Страна заняла 25-е место в мире по объемам производства, тогда как в начале XX в. она находилась лишь в пятом десятке. При этом автомобилестроение сыграло роль своего рода локомотива, потянувшего за собой другие отрасли аргентинской индустрии: производство отдельных узлов и запасных частей (сектор насчитывает свыше 400 компаний и 50 тыс. занятых), металлургию, резинотехническую промышленность, электротехнику, производство пластмасс.
Ускоренное развитие промышленных отраслей дало повод говорить о « реиндустришизации» или «неоиндустриализации» Аргентины как следствия, в том числе и целенаправленной государственной политики. Эти термины прочно вошли в дискурс представителей официального Буэнос-Айреса. Как подчеркивал высокопоставленный чиновник министерства экономики Мигель Пейрано (будущий министр), «реиндустриализация – центральная задача. И это потому, что именно в промышленности создаются добавочная стоимость и технологии, необходимые для обеспечения занятости, повышения доходов и укрепления единства страны»387.
В роли еще одного локомотива экономического роста выступило строительство. Только за один 2005 год его объемы выросли на 17,3 %, стимулировав увеличение производства цемента, металлов, стекла, продукции деревообрабатывающей промышленности и ряда других секторов. Кроме того, строительство, будучи исключительно трудоемкой отраслью, в фазе подъема традиционно провоцирует рост занятости [55] . Оценивая отмеченные тенденции, Н. Киршнер подчеркнул: «Все это создает рабочие места, помогает снизить безработицу, уменьшить бедность, нищету и социальную исключенность. Это – реальная Аргентина, которую граждане могут сейчас постоянно наблюдать и которую они не видели много лет…»388
Позитивное значение имел и тот факт, что новые направления экономического роста, зародившиеся в 90-е годы прошлого столетия, были продолжены и получили дополнительное развитие в первое десятилетие XXI в. Пример тому – горно-рудная промышленность. В 2003 г. в Аргентине имелось 40 крупных проектов в этой области, а в 2008 г. их число возросло до 403. Инвестиции в горно-рудную промышленность достигли 7,4 млрд песо, а общий объем производства в отрасли вырос с 1,1 млрд дол. в 2001 г. до 3,5 млрд дол. в 2007 г. Благодаря этому продолжалось увеличение занятости (до 212 тыс. прямо и косвенно занятых к началу 2008 г.) и акцентировалось положительное воздействие горнодобывающего сектора на общую экономическую ситуацию в целом ряде аргентинских провинций389. В результате роста горной добычи Аргентина начала превращаться в значимого производителя не только меди, но и золота (добыча: в 1997 г. – 2,5 т, в 2007 г. – 42 т), серебра и железной руды.
Восстановительный рост, перешедший в течение 2005 г. в фазу оживления и расширенного воспроизводства, обеспечил значительно более полную загрузку производственных мощностей национальной индустрии. В среднем по обрабатывающей промышленности данный показатель вырос с 56 % в кризисном 2002 г. до 79,2 % в сентябре 2008 г. При этом в металлургии загрузка доходила до 95,5 %, в нефтепереработке – 93,1 %, текстильной промышленности – 82,9 %, в целлюлозно-бумажной – 80,8 %, в химической – 76,8 %, в полиграфии – 76,6 %, в пищевой – 76,5 %390. Разумеется, не все отрасли восстанавливались в равной степени динамично. Наряду с лидерами, так называемыми «драйверами» (drivers) роста, оставались секторы, в которых простаивавшие мощности составляли до 50 % производственного потенциала. Но в целом тенденция складывалась однозначно: страна преодолела последствия кризиса 2001–2002 гг. и высокими темпами наращивала промышленное производство (см. табл. 9.3).Таблица 9.3 Производство важнейших видов промышленной продукции
Источник. INDEC, Estadisticas de Productos Industrials, Junio 2009.
Важным индикатором подъема аргентинской экономики стало значительное увеличение числа компаний [56] , составившее в период 2003–2005 гг. 153 тыс. новых юридических лиц, что на 108 % превышало показатель 2000–2002 гг.391 В своей массе это были малые и средние предприятия семейного типа, многие из которых, как мы помним, разорились в ходе неолиберальных реформ. В новых условиях, судя по всему, сложилась более благоприятная атмосфера для предпринимательской деятельности. Экономическое развитие середины первого десятилетия XXI в. отличалось как внушительными количественными, так и убедительными качественными характеристиками. К сказанному выше добавим еще несколько существенных моментов.
Первое. Увеличение выпуска промышленной и сельскохозяйственной продукции происходило в контексте перехода к предельной производительности капитала и сопровождалось повышением производительности труда: в расчете на одного индустриального рабочего, например, она увеличилась на 16,8 % в период 2001–2004 гг.392
Второе. Эффективным инструментом повышения производительности и конкурентоспособности экономики стала кластерная стратегия, получившая широкое распространение. В данном случае под «кластером» мы понимаем производственное объединение, сложившееся по географическому признаку и включающее в себя сети поставщиков, производителей, элементы промышленной инфраструктуры, зачастую – исследовательские центры или лаборатории, тесно взаимосвязанные в процессе создания добавочной стоимости. Как правило, кластеры извлекают конкурентные преимущества и экономические выгоды, аккумулируя синергетические эффекты региональной кооперации и диффузии профессиональных знаний и умений. В условиях Аргентины кластеры сродни производственным цепочкам. Но есть существенное отличие: географическая привязка отдельных частей кластеров (близость партнеров, поставщиков и фабрикантов), что в случае с цепочками не является обязательным. Примером успешного и крупного кластера можно считать так называемое Движение в защиту сельскохозяйственного машиностроения, объединяющего 655 различных предприятий (60 тыс. занятых), расположенных в районе на стыке провинций Буэнос-Айрес, Санта-Фе и Кордова393.
Третье. Экономический подъем, несмотря на численный рост малых и средних компаний, сопровождался сохранением, а на ряде направлений – относительным усилением позиций группы крупнейших корпораций, большинство которых продолжало находиться под контролем иностранного капитала. Удельный вес 1000 фирм-лидеров в общем объеме добавленной стоимости вырос с 17 % в 1993 г. до 26 % в 2003 г., а в рамках этих компаний филиалы зарубежных ТНК обеспечивали 76 % всех продаж394.
И последнее. Совокупный рост производства в решающей степени опирался (при всей важности инвестиций и экспортных поставок) на увеличение внутреннего спроса и повышение покупательной способности основной массы населения [57] . Аргентинцы после депрессивных кризисных лет стали «возвращаться» на потребительские рынки, в том числе за дорогостоящими товарами длительного пользования. В частности, в 2008 г. был установлен абсолютный исторический рекорд продажи автомобилей – свыше 2 млн (610 тыс. новых машин и 1,4 млн подержанных). Резко возрос сбыт мотоциклов: с 64 тыс. в 2004 г. до 743 тыс. в 2008 г. Страна понемногу «приходила в себя» после кризисных спазм, а общество постепенно избавлялось от тотального пессимизма (от «эффекта танго», как заметила К. Фернандес де Киршнер) первых лет текущего столетия.
На волне экономического подъема показатели социального развития ощутимо изменились в лучшую сторону. Приведем некоторые данные принципиального плана. Так, в период 2003–2007 гг. в Аргентине было создано около 3,2 млн новых рабочих мест, что позволило резко сократить безработицу: с 24,3 % в 2002 г. (максимально высокий уровень в кризисные годы) до 7,3 % к началу 2009 г. Одновременно происходило повышение доходов работающих по найму. Минимальная заработная плата, которая была в течение 10 лет «заморожена» на уровне 200 песо, с июля 2003 г. стала последовательно повышаться и выросла до 980 (порядка 310 дол.), а средняя «белая» зарплата в частном секторе в 2007 г. превысила 2 тыс. песо (около 640 дол.)395. В меньшей степени повысились доходы занятых в неформальном секторе и государственных служащих, но и здесь произошли существенные положительные подвижки, в результате чего, хотя и в разной степени, возросла покупательная способность всех основных категорий аргентинских граждан (см. рис. 9.3). В итоге агрегированный удельный вес наемных работников в ВВП вырос с 34,3 % в 2003 г. до 41,3 % в 2007 г. и несколько улучшился коэффициент Джини: с 0,490 до 0,4 3 5 396.
В известной мере облегчилось тяжелое положение пенсионеров. Аргентинские власти с июля 2003 г. по январь 2007 г. повысили размер минимальной пенсии с 220 до 530 песо, а ее средний уровень вырос с 382 до 653 песо (более 210 дол.). Кроме того, правительство пересмотрело итоги неолиберальной пенсионной реформы 1993 г. и предоставило возможность всем желающим перейти из частной системы пенсионного обеспечения в государственную. В результате такой «контрреформы» в течение 2007 г. переход в государственную систему совершили свыше 1,2 млн человек397.
Источник. Составлено на основе данных INDEC. – www.mecon.com.ar
В активе правительства еще целый ряд мер, в том числе законодательных, направленных на улучшение материальных условий жизни широких слоев населения и обеспечение большей социальной справедливости. Речь идет об увеличении семейных пособий, защите покупательной способности доходов работающих по найму, некотором ограничении прав работодателя. Термин «социальная справедливость» («cohesion social») впервые после 10 лет почти безраздельного господства неолиберальных смыслов прочно вошел в лексикон интеллектуальной элиты и правящих кругов, утвердился на страницах печати. «Социальная справедливость – это императив развития», – подчеркивал в газете «Кларин» политолог Мануэль Антонио Гарретон398.
Инкрементные социальные перемены позитивного характера позволили К. Фернандес де Киршнер сфокусировать внимание на решении задачи большой государственной важности – подготовке «общественного договора» («pacto social»), участниками которого, по замыслу власти, должны стать три главных действующих лица аргентинской политики: государство, бизнес-сообщество и профсоюзы. Не случайно вице-президент Аргентинского индустриального союза Х.И. де Мендигурен заметил, что «заключение общественного договора – единственный путь к обеспечению достойного уровня заработной платы и инвестиций»399.
Таковы были основные параметры фазы подъема, в которую аргентинская экономика вступила в середине первого десятилетия XXI в. С опорой на имеющийся потенциал у страны появился очередной исторический шанс повысить национальную конкурентоспособность, расширить позиции на мировых рынках, приблизиться к решению наболевших социальных проблем, продвинуться вперед в деле модернизации.
Модель роста – «национальный десаррольизм»
По мере стабилизации экономического и социально-политического положения Аргентины и обретения ее хозяйством новых масштабов и новой динамики уточнялась и корректировалась государственная стратегия развития. Ключевыми вопросами оставались роль государства в экономике и пределы его вмешательства в хозяйственную жизнь на этапе постнеолиберального развития.
Обращаясь к этой теме, исследователи справедливо указывали на универсальный характер проблемы, что позволяло проводить параллели (и делать сравнения) с другими странами мира. Оценивая в данном контексте политику правительства Н. Киршнера, экономист либерального толка Хуан Алеманн подчеркивал те риски, с которыми сталкивался курс Розового дома на «возвращение государства в экономику»: засилье бюрократии, снижение эффективности, появление бюджетного дефицита400. При этом автора не смутил тот известный факт, что своих максимальных размеров бюджетный дефицит достигал как раз в период неолиберальных реформ, резко сокративших прямое участие государства в экономике. Но как бы то ни было, возрождение активного госрегулирования проходило не просто, встречая критику и сопротивление со стороны адептов неолиберализма и действительно заключая в себе риски возврата к временам и не самым лучшим практикам импортозамещающей индустриализации.
Правительство Н. Киршнера приняло этот исторический вызов, руководствуясь идеями так называемого «неонационализма» , получившего в начале XXI в. широкое распространение в Латинской Америке и своими корнями (в Аргентине) уходившего к концепциям «прогрессивного национализма» и «национальной левой», авторами и выразителями которых были такие аргентинские теоретики, как Артуро Хауретче, Хосе Мариа Роса, Хорхе Абелардо Рамос401. Современные сторонники «неонационализма», включая Н. Киршнера и его окружение, ориентируются на следующие принципы (и составляющие элементы) экономической политики:
♦ поддержка в различных формах национальной индустрии («реиндустриализация») и национальных товаропроизводителей [58] ;
♦ повышенный интерес к инновационным секторам, поощрение научно-технических исследований и разработок, расширение сектора «новой экономики», основанной на передовых технологических решениях;
♦ возрождение концепции смешанной экономики, создание государственных предприятий и возвращение государству природной ренты;
♦ частичный контроль над ценами и таргетирование инфляции;
♦ последовательный курс на повышение доходов и социальной защищенности малоимущих слоев населения и увеличение доли работающих по найму в национальном богатстве; на этой основе – рост потребительского спроса и емкости внутреннего рынка;
♦ содействие капитализации крупнейших местных компаний, имеющих стратегическое значение, за счет национальных инвестиций;
♦ сдержанное отношение к ТНК и постоянные переговоры с ними для получения более выгодных (с точки зрения национальных интересов) условий сотрудничества;
♦ приоритетная ставка на развитие и углубление латиноамериканской интеграции (в частности, путем расширения рамок МЕРКОСУР) и определенное дистанцирование от внешнеполитического курса США, отказ от «кровных отношений».
Сумму приведенных принципов вполне можно определить как концепцию национального ши нового десаррольизма («неодесаррольизма»). Что стоит за этим термином? Аргентинский исследователь Хорхе Фернандес Диас отметил два кардинальных момента. Во-первых, «кисло-сладкие» плоды «Вашингтонского консенсуса» и – шире – неудовлетворительные для латиноамериканцев последствия глобализации стимулируют рост национализма и своего рода «реанимацию» старых, но не забытых десаррольистских постулатов. Во-вторых, уроки прежних экономических неудач традиционного национализма (дирижистские перегибы, недостаточный учет тенденций на мировых рынках и т. д.) обязывают современных национальных десаррольистов продемонстрировать, что они могут быть в хозяйственном отношении более успешны и эффективны, чем неолибералы.
«Новый десаррольизм – это не просто экономическая теория, но и стратегия национального развития», – подчеркивал бывший министр финансов Бразилии Луис Карлос Брессер-Перейра402. Сравнивая «неодесаррольизм» с классическим десаррольизмом 1950—1960-х гг., автор отметил следующее. При всем идейном и принципиальном сходстве в современных условиях десаррольисты значительно больше внимания уделяют эффективности и финансовой состоятельности государства (отсюда – стремление аргентинских властей к сохранению бюджетного профицита и активного внешнеторгового сальдо). Кроме того, нынешние сторонники десаррольистской теории проявляют определенную гибкость и избирательность в проведении промышленной политики. В частности, они на практике отошли от присущей их предшественникам тотальной поддержки национального производителя, заменив его избирательным подходом, сильный акцент делают на повышение конкурентоспособности и, что очень важно, расширении экспорта продукции глубокой переработки (в отличие от «экспортного пессимизма» прежних лет). Но, разумеется, главные концептуальные различия пролегают между «неодесаррольизмом» и неолиберализмом. (Для большей наглядности попробуем их выразить в виде табл. 9.4.)