— Но вы шли домой с дальнего конца Кейтер-стрит? — Питта нелегко было обескуражить.

— Я уже говорил вам, — ответил Эдвард уже более спокойно.

— Вы видели там кого-нибудь еще?

— Нет, насколько я помню. Но я думал о дороге домой и не смотрел по сторонам.

— Естественно. Однако вы заметили бы бегущего человека или двух борющихся людей? Или услышали бы тревожный крик или любой громкий голос?

— Конечно, я бы заметил. Если там и было что-то, это не было чем-то подозрительным. Поздний прохожий вроде меня или что-то в этом роде… В действительности я не помню совсем ничего.

— Адрес?

— Прошу прощения.

— Адрес, откуда вы пришли?

— Я не вижу, каким образом это относится к убийству. Мой друг болен и страдает. Я бы не хотел, чтобы вы приходили к нему. Ваш приход сильно обеспокоит его и только ухудшит течение болезни.

— Понятно. — Питт стоял неподвижно. — Тем не менее я хотел бы это узнать. Он может вспомнить время.

— Что нового вам это даст?

— Если мы установим, когда преступление точно не совершалось, то методом исключения мы сможем вычислить его время довольно точно.

Недолго думая Кэролайн влезла в разговор.

— Одно может быть установлено довольно точно. — Она сразу же привлекла внимание Питта. — Муж пришел сюда сразу после нас, меньше чем пять минут. Если вы пройдетесь пешком отсюда до Кейтер-стрит, то легко вычислите нужное вам время. — Она ожидала с замиранием сердца, примет ли он это.

Питт слегка улыбнулся.

— Точно. Спасибо. — Он взглянул на Шарлотту, затем кивнул головой, давая понять, что уходит. — Всего хорошего.

Инспектор сам открыл дверь и вышел. Они услышали голос Мэддока в холле, а затем — звук закрывающейся передней двери.

— Что за вульгарный молодой человек, — с шумом выдохнула бабушка.

— Настойчивый, — сказала Кэролайн, не подумав. — Но не вульгарный. Если бы его можно было обескуражить уклончивыми ответами, то он никогда бы не раскрыл ни одного дела.

— Кэролайн, я никогда не рассматривала тебя как специалиста по вульгарности, — заявила бабушка с нарастающим гневом. — Но я шокирована тем, что ты можешь рассматривать возможность того, что Эдвард что-то знает о преступлении. Ты позволяешь себе сомневаться в нем!

— Конечно, я не сомневаюсь. — Кэролайн лгала, ее лицо горело. — Я говорила о полиции, не о себе. Вы не можете думать, что у мистера Питта такие же взгляды, как и у меня.

— Я и не думаю. Но также я не думала до сих пор, что у тебя такое же мнение, как и у мистера Питта!

— У нее не такое, бабушка, — перебила Шарлотта. — Она просто указала, что…

— Замолчи, Шарлотта! — сурово приказал Эдвард. — Я запрещаю всем в дальнейшем обсуждать это грязное дело. Подобным разговорам не место в нашем доме… за исключением оказания помощи следствию, что уже было сделано. Шарлотта, если ты не можешь контролировать себя, то должна удалиться в свою комнату.

Шарлотта ничего не сказала. Бабушка снова начала оплакивать общее падение нравов, рост преступности и аморальности.

Кэролайн сидела, рассматривала довольно безобразную фотографию их свадьбы и задавала себе вопрос, почему Эдвард не сказал Питту, где он был. Внутри нее нарастал страх.

В тот день ничего больше не было сказано. Но на следующее утро Кэролайн просматривала счета, сидя за своим рабочим столом в задней комнате, когда в комнату вошла бабушка.

— Кэролайн, что ты подразумеваешь под всем этим?.. Хотя, думаю, я знаю. В конце концов, я имею на это право.

Кэролайн, защищаясь, уклонилась от ответа:

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите. — Она только об этом и думала, но сейчас делала вид, что ее мысли заняты лежавшим перед ней счетом от торговца рыбой.

— Тогда ты еще более бессердечна, чем я предполагала. Я говорю об этом полицейском и его непростительном поведении вчера вечером. В мои дни полицейские знали свое место.

— Место инспектора там, где произошло преступление. — Кэролайн устала. Она понимала, что ей не удастся избежать конфронтации, но инстинктивно уходила от нее, подобно тому, как любой человек старается избежать боли.

— В этом доме не было преступления, Кэролайн, за исключением того, что ты предала доброе имя своего мужа.

— То, что вы говорите, — это злобное и абсолютно несправедливое обвинение! — Кэролайн развернулась от стола, продолжая держать карандаш в руке, но держала она его так, как держат нож. — И вы не посмели бы сказать так, если бы мы были не одни и если бы вы не знали, что я не желаю с вами ссориться. На этот раз вы ошиблись! Я определенно пойду на раздор с вами, если вы будете говорить заведомую ложь. Вы слышите меня?