– Кто такие? – наконец-то, упыхавшись пинать всех подряд, поинтересовался Семёныч.

– Рэкетиры, - сообщил Жорка и закурил. Пацаны лежали возле своей иномарки и не подавали признаков жизни. Кое-кто, правда, прикрывал голову. Кое-кто поджал ноги так, чтобы не получить по заветному месту. И все четверо время от времени подглядывали через зажмуренные глаза за несостоявшимися жертвами рэкета.

– Ах, гады! – взвыл Семёныч, прошёлся по кругу, а потом уточнил: - Кого рекетируют?

– Нас… хотели, - сказал Сакуров и одолжился у Жорки сигаретой.

– Нас? Эти?! Ах, козлы! – задохнулся от возмущения Семёныч и снова принялся пинать пацанов. Те негромко крякали в ответ и только поворачивались «удобней».

– Куда их теперь? – кровожадно спросил Семёныч, вконец умаявшись пинать рэкетиров.

– Надо погрузить их в тачку, а тачку отогнать подальше, чтобы здесь не маячила, - предложил Жорка.

– Точно! – воодушевился Семёныч. – Костя, ты водить умеешь?

– Да.

– Тогда ты поедешь на этой…

Семёныч пнул рэкетирскую иномарку.

– …А я на своей – следом. Доезжаем до Лопатинского моста, ты из этой тачки вылезаешь, и мы её с моста сталкиваем. А там такой омут…

– Ты бы телевизор поменьше смотрел, – сказал Жорка.

– Ну, вот чего ты постоянно лезешь? – завёлся с пол-оборота ещё горячий Семёныч. – Чего ты всё постоянно портишь!? Нет, ну чего ему надо? А, Костя?

– Ладно тут руками размахивать, - одёрнул односельчанина Жорка, – лучше признайся, что иномарку водить не умеешь.

– Кто – я?! – завопил Семёныч.

– Тогда гони её сам до Лопатинского моста и сам её в омут сталкивай, - сказал Жорка. – Только сначала у Мишки разрешения спроси. Сдаётся мне – это его кореша.

– Что?! Да как ты… Да Мишка…Да это, чтоб ты знал, такой человек!

– Лучше б не знал.

– Вот ведь гандон! – поддакнул Сакуров и вспомнил, как Жорка легко расколол рэкетиров насчёт наводчика. – Это ж надо такую подляну устроить.

– Это ещё не подляна, - отмахнулся Жорка, - это всего лишь шутка.

– Кто – шутка? – не понял Сакуров и пнул близлежащего рэкетира.

– Да нет, эти как раз всерьёз хотели присосаться. Это Мишка так пошутил. Вернее, скажет, что пошутил.

– Скажет?!

– А ты думал, он скрывать будет?

– Ни хрена себе…

– Именно. Однако чё с этими делать?

И Жорка пнул другого рэкетира.

– Слышь, мужики, - отозвался рэкетир, - на хрена с нами чо-то делать? Может, мы сами поедем?

– Так поезжайте с Богом, - разрешил Жорка. – Чё зря на земле валяться?

– Так мы поехали?

Пацаны оживились и, не вставая полностью, стали подвигаться к тачке.

– Ах, козлы! – снова закипел Семёныч.

– Поезжайте! Костя, держи Семёныча…

Когда рэкетиры отвалили, к месту недавнего побоища подошли Гриша и Мироныч. Семёныч принялся повествовать, как он всех тут уложил, Жорка с Сакуровым помалкивали. Гриша минуты две послушал Семёныча, а потом не выдержал и стал вставлять в речь соседа реплики касательно собственных былых подвигов, когда он в одиночку разгонял толпы пьяных хулиганов. Мироныч продолжал изображать постную благодать. Сакуров огляделся и увидел Варфаламеева. Тот торчал возле своего дома и всматривался в происходящее, пытаясь определить, сулит ли его продолжение выпивкой? Затем Сакуров увидел Мишку. Рыжий великан сидел верхи на своей статной кобыле и неторопливым шагом приближался к северной околице. Вид при этом у Мишки был совершенно сказочный.

«Этакий красавец-богатырь, а такая сволочь», - невольно подумал Сакуров и поймал себя на мысли, что он не может окончательно связать хлебосольного Мишку с определением «сволочь».

– А ты чего раззявился? – неожиданно спросил Мироныча Жорка.

– Это вы мне? – переспросил Мироныч.

– Тебе, тебе. Что, думаешь, прикинулся бедным родственником, сбагрил рэкетиров по нашу душу и – до свиданья?

– А я ему… А он мне… - продолжал горячиться Семёныч.

– Он мне сюды, а ему ка-эк хрясь… - тоже вошёл в раж Гриша.

– Как? – прикинулся дураком Мироныч.

– Молча, - не отставал от старичка Жорка. – Я вот расскажу учительнице, как ты её сдал рэкетирам в виде богатой дачницы. Что, думаешь, она не расскажет об этом своему зятю? А у неё зять, сам знаешь кто…

– Жорочка, миленький! – перепугался Мироныч и молитвенно сложил руки. – Не говорите, пожалуйста!

Мироныч был в курсе зятя. Он также знал о нравах, царящих в среде столичных младобуржуев, которые, в отличие от местных коллег-альтруистов, не постеснялись бы ни ветхостью потенциального донора своих стартовых капиталов, ни его полом.