– Блин, на хрена я с тобой связался!

– Хватит причитать. Пошли за металлом.

– А где он?

– Тут. Недалеко.

И Жорка потащил Сакурова за собой через завалы. Эти завалы походили на косые волны и, поднимаясь по шуршащим склонам, Сакуров невольно задирал голову вверх и поднимал фонарик. Но ни черта не видел, и ему чудилось, будто над гребнем каждого завала зловеще зияет перевёрнутая воронка, откуда в любой момент может просыпаться погребальная порода.

Миновав завалы, приятели оказались в месте бывшего забоя. Здесь когда-то стояла врубмашина, кое-где валялась кабельная оплётка, а на рельсах лежала перевёрнутая вагонетка. Рядом с ней стояла аккуратно свёрнутая бухта медной проволоки. За первой бухтой виднелись ещё две.

– Три тут и две чуть дальше, - сообщил Жорка, - каждая бухта килограммов по сто, не меньше.

– Нехило покойнички поработали, - с невольным одобрением произнёс Сакуров, трогая ближнюю бухту из «ошкуренной» проволоки.

– Наверняка бывшие зеки, - поддакнул Жорка, - однако и нам попотеть придётся…

Он глянул на светящийся циферблат командирских часов.

– …За три часа надо всё это добро подтащить к штольне и поднять наверх.

– А Семёныч сможет увезти столько проволоки? – спросил Сакуров и взялся за бухту, собираясь кантовать её к штольне.

– Я ему сказал, чтобы убрал задние сиденья, - объяснил Жорка и поддел бухту монтажкой. – Когда погрузим, мы с Семёнычем поедем в Рязань, а ты с инструментом пойдёшь домой.

– Понял, - выдохнул Сакуров и напрягся.

Попотеть им пришлось, действительно, изрядно. Особенно хреново было таскать бухты через сыпучие завалы, но ещё хреновей ощущалось под тяготеющими вымышленными или реальными опрокинутыми воронками, сотворёнными руками (вернее, рукой) скороспелого горного мастера Жорки Прахова. Сакуров, кантуя стокилограммовую дуру, сталкиваясь головой с головой Жорки Прахова, помогающего тащить бухту с помощью монтажки и плеча, не раз и не два позавидовал контуженному приятелю, который, наверно, и думать не думал о каких-то воронках.

– Пять часов без пяти, - прохрипел Жорка, когда они с Сакуровым подкатили последнюю бухту к основанию выходной штольни. – Через час приедет Семёныч, так что давай, шевелись.

– Чё делать-то? – прохрипел в ответ Сакуров.

– Ползи наверх, будешь вытаскивать бухты!

– Ага!

– Зря ты обрез не взял, - как бы про себя сказал Жорка.

– Зачем? – замер Сакуров, цепляясь за верёвку немеющими руками.

– Ну, если нас какая сука заметила и…

– И?

– Ладно, не бери в голову…

«Это он меня вовремя подбодрил», - подумал Сакуров, упираясь задницей в торец щели. Руки скользили по верёвке, а навязать узлы они с Жоркой не догадались. Тем не менее, Константин Матвеевич одолел подъём в каких-нибудь десять минут, ещё минут пять усиленно дышал, потом услышал Жоркин голос:

– Ты готов?

– Готов! – простонал Сакуров.

– Тяни!

– Тяну! – выдохнул Сакуров, потянул и понял, что может запросто родить грыжу.

– Ты, там, найди что-нибудь, на чём фиксировать верёвку! – крикнул снизу Жорка, толкая бухту снизу.

– Ага! – ответил Сакуров и, кстати, споткнулся о какую-то железяку. Он треснулся лицом оземь, но верёвку не выпустил, а захлестнул её вокруг железяки и стал искать другую. Другая обнаружилась в метре от первой, и Сакуров, сначала встав, а потом снова упав, но уже на спину, успел закоротить верёвку о другую железяку.

– Пошла! – орал снизу Жорка. – Давай, родной!

– Чего ж ты так орёшь? – шипел Сакуров, памятуя про обрез и возможных доброхотов, способных за два литра премиальных сдать единоличным братанам любое количество кандидатов в жмурики. Он, падая вновь и вновь, обдирая руки и ноги до крови, подтянул первую бухту до пределов видимости и понял, что вытащить её из этих пределов уже не сможет.

– Костя! – подал голос Жорка.

– Чё? – безнадёжно отозвался Сакуров.

– Застряла?

– А как ты догадался?