– Н-ну? – удивился Семёныч, но тотчас намотал на ус новую информацию и продолжил свою историю. – Так вот, это такой вседорожник, что я однажды на нём трактор из карьера, куда он свалился, вытащил.

– Большой трактор? – не преминул встрять Жорка.

Семёныч задумался, но ненадолго.

– Кировец (30), во!

Семёныч как сказал, так и вытаращил глаза. Наверно, от удивления, что он смог вытащить на маленькой «ниве» здоровенный кировец.

– Трактор, наверно, был без прицепа? – снова встрял Жорка.

– В том то и дело, что с прицепом! – решил идти до конца окончательно охреневший Семёныч.

– Значит, был порожняком?

Жорка веселился вовсю. Мироныч изображал благостную благодать, Варфаламеев гипнотизировал бутылку с оставшимся самогоном.

– И ничего не порожняком! Он вёз, он вёз…

– Другой трактор? – подсказал Жорка.

– Да, но…

Семёныч ещё немного подумал, а затем с сожалением добавил:

– …Поменьше кировца.

– Наверно, Беларусь (30)?

– Её, заразу! Я, значит, тащу их из карьера, а водитель кировца бегает вокруг меня и умоляет, чтобы я не уронил эту Беларусь с его прицепа. В общем, вытащил, и ни грамма не взял!

– А я бы граммов сто пятьдесят ещё выпил, - вздохнул Варфаламеев. Он тоже хотел поговорить, но пока не получалось.

– По сто пятьдесят не получится, - сказал Жорка, - даже если Мироныч откажется.

– А зачем мне отказываться? – удивился старичок.

– Да незачем… Ладно, я и дома выпью. Наливай, Петя!

– Спасибо, Жорка! Душевный ты человек…

– Ну, товарищи! – снова поднял свой стакан Мироныч.

– Будем! – дружно возразили Семёныч с Варфаламеевым и приняли на грудь. Семёныч похрустел огурцом, посопел, а затем таинственно сообщил:

– Мироныч тут правильно говорил про Париж с этим, как его…

– Дакаром, - подсказал Мироныч.

– С ним. Но никто не знает, что на «ниве», которая победила, ехал я!

– Правда?! – так искренне изумился Мироныч, словно впервые узнал, что Петровна – жена Семёныча.

– Правда!

Жорка схватился за живот, Сакуров отвернулся, а Варфаламеев раз пять попеременного мигнул обоими глазами.

Природа подарила сельским жителям ещё одну возможность реализовать свои планы по скорейшему обогащению в виде сухой погоды, под эгидой каковой можно было без напряга выдернуть созревший урожай на поверхность земли, просушить его и, частью ссыпать в погреба, частью реализовать на рынке.

Все деревенские не преминули данной возможностью воспользоваться. На скорейшее обогащение, правда, никто не рассчитывал, но кормовой безопасностью обеспечились почти все.

Жорка Прахов и Константин Матвеевич Сакуров, в отличие от односельчан, планировали немного иначе. То есть, от представившейся возможности обогатиться они увиливать не собирались. И пусть это была смешная возможность и в принципе не такая, какая представилась в своё время Абрамовичу или Вяхиреву, тем не менее, ни Жорка, ни Константин Матвеевич упускать её не хотели.

Короче говоря, свою картошку Жорка Прахов выкопал за четыре дня. Её у него оказалось четыре с лишним тонны. Сакуров, имея две руки против одной Жоркиной, ковырялся пять дней и вырыл только две с половинной тонны.

– Блин, нехилая работёнка, - кряхтел Константин Матвеевич, ёжась под задубелой коркой рабочей одежды и дымя полюбившимся самосадом.

– Это тебе не мандарины собирать, - ухмыльнулся Жорка, смоля дорогой сигаретой. Приятели, оставив позади картофелеуборочные работы, сидели на крыльце Сакурова, осенённого кронами ракит и одного дуба. Листва на деревьях украсилась дополнительной расцветкой наступающей осени, лёгкий ветерок шуршал ею и ворошил редкие павшие «первенцы» на пожухлой траве вдоль просёлка и между его убитыми колеями. В прозрачном воздухе слышались скупые птичьи голоса, и призрачно отсвечивала паутина. Жоркина жена уехала на свой оборонный завод, где ожидалась свежая партия американцев, повадившихся шастать в бывший Советский Союз за бывшими советскими секретами бывшей советской оборонки. Учительница тоже собиралась отвалить, но на днях, поскольку начало учебных занятий демократы не отменяли, и начало учебного года планировалось на первое сентября. И, пока не поджимало, учительница торчала в деревне, ожидая крутого зятя, когда тот соизволит подъехать и вывезти тёщу. А пока, синенькая и сухонькая, то есть, тощая, мелкая и крашеная из седой бабки в голубую Мальвину, учительша ползла в сторону общественного колодца мимо перекуривающих Жорки и Сакурова.

– Здравствуйте, Валентина Алексеевна! – почти синхронно поздоровались Жорка и Сакуров. Жорка приветствовал старую грымзу иронично, Сакуров – почтительно.

– Здравствуйте, - ответила учительница таким страдальческим голосом, словно не за водой шла, а за напившимся в жопу мужем, классическим борцом тяжёлого веса, который застрял в кулуарах партии Черномырдина «Наш дом Россия».

«Надо помочь», - подумал добрый Сакуров.

– Сиди, - сказал Жорка.

– Слушай, чего ты такой непримиримый? – удивился Сакуров.