Славка встал, посмотрел на свою кровать: оказывается тут, у стены, две длинные лавки стояли. Мать набросила на них самые чистые телогрейки, свернула одну вместо подушки, накрыла ее своим платком.

— Ты так крепко спал, — радовалась она чему-то, а он молчал, завязывая двойным бантиком шнурки на ботинках. — Там дождик собирается. Надо спешить. — Мать торопила сына.

Шел он домой хмурый. Смотрел в грязное мокрое небо.

— Чуть-чуть не успели, — сказала мать уже на поселке. — Пошел дождь. Вчерашний ветер нагнал его. Хорошо хоть мелкий.

Небо было серое, в мелкое невидимое отсюда сито, через которое просеивались на землю росинки осеннего дождя, чем-то похожие на мамину муку. По субботам она брала в руки сито, хлопала по нему мягкими ладонями. На стол неспешно, как дождь осеннего дождя, сыпались белые, мелкие струи, укладывались в аккуратный холмик будущих славкиных пирогов.

Он точно знал, что сегодня мать обязательно испечет их, но все-таки было грустно: он так и не узнал, почему стынет бетон и как его разогревают, чтобы он совсем не остыл.

Да-авно это было, хотя и не так уж давно.

Славка любил самолеты с детского сада. Он уже во второй класс ходил, а летать на самых сверхзвуковых скоростях, во всех стратосферах ему не расхотелось. Даже наоборот.

Летал он в любое время года, в любую погоду, днем и ночью. И даже на не испытанных машинах.

Он проводил бабушку, закрыл дверь на щеколду (мама на работе была), посмотрел в «низкий глазок», дождался, когда захлопнется лифтовая дверь, пошел на аэродром, забрался в самолет, сел перед пультом (перед газовой плитой), взял штурвал (крышку от кастрюли, в которой лежали бабушкины пирожки, ватрушки, плюшки), положил штурвал на колени, задумался, прогоняя в уме программу полета. Левая рука его лежала на штурвале, правая — парила между кастрюлей и задумчивым ртом.

Заправщики наполнили баки горючим, освободилась взлетно-посадочная полоса, Славка взял штурвал, самолет быстро пошел в разгон, оттолкнулся от земли и по самой крутой кривой рванулся в высь.

— У-у! — надрывно ревел мотор истребителя, забираясь в небесные дали и выделывая там фантастические фигуры. — Я и в испытатели пойду, если надо будет, — он закончил очередную фигуру наивысшего пилотажа, а самолет уже не выдерживал, дребезжали крылья, как крышки маминых кастрюль под сыновыми парами, барахлил мотор.

Но машину нужно было проверить во всех режимах.

Ему наверняка пришлось бы катапультироваться где-нибудь подальше от города, если бы в самую критическую минуту не прозвенел звонок. Он побежал в коридор — в «низком глазке» улыбались Вовка с Борькой.

— Пошли на стройку, — предложили они, — там песок привезли.

— Песок и на детской площадке есть, — Славке было не до этого.

— Полетаем! — Вовка показал на свои кроссовки, осыпанные свежим клейким песком. — Мы уже, видишь?

Славка не понял, как они летают на песке, но оставил свои дела и быстро оделся.

Стройка была рядом. Одноэтажная, длинная, накрепко вросшая каменными ногами в рыжую землю. Вокруг стояли старые кирпичные здания, легкие панцири лоджий весело мигали мальчишкам солнечными зайчиками. Огромная, на вид мягкая куча песка, не тронутая лопатами, ковшами и даже солнцем, лежала у третьего подъезда.

— Никогда так не летал! — сознался Вовка. — Американские горки в сто раз хуже.

— Как летал? — спросил Славка.

— Оттуда — сюда! — Борька показал глазами на потолок первого этажа, насквозь дырявого.

Славка увидел в песке глубокие следы кроссовок.

— Прыгали что ли? — не поверил он, потому что расстояние от дома до песка было большое!

— Не веришь? Сейчас покажем.

Друзья взбежали по ступеням, мелко хрустящим от строительной трухи, на второй этаж, Славка остался внизу.

— Смотри сам! — крикнул Вовка, но сделал вид, что у него развязались шнурки, опустился.

У Борьки были шнурки крепкие. Он разбежался, оттолкнулся и с руками, полусогнутыми, разбросанными по сторонам, полетел. Небо было свободно с этой стороны от желтых и белых коробок домов, и первые, самые красивые мгновения полета казалось, что Борька летит в настоящем небе, в вышине. Но небо быстро кончилось.

— Оп-па-ля! — Борька приземлился, отошел, отряхиваясь, крикнул Вовке, — давай! — а Славке оказал. — Дух захватывает, понял?!

У Вовки куртка была ярко-голубая, глаза — голубые, джинсы — тоже, красиво он летел, приземлился, отряхнулся, сказал:

— Теперь твоя очередь.

— А я… никогда прыгать не буду, — буркнул Славка.

— Поджилки затряслись?

— Просто я прыгать не люблю, — Славка был человеком смелым, дрался хорошо, это знали все.

— А мы не прыгаем, мы летаем!