С Иваном Соболевым, правда, Александр Николаевич познакомился и сошелся много позднее — тот и родился лишь в 1849 году. А их сближение началось в 1870-е годы. Драматург, возведя «гостевой» дом и устроив в нем столярную мастерскую, стал приискивать человека, который помог бы ему овладеть тонкостями столярного дела. Ему указали на молодого крестьянина-отходника Ванюшу Соболева, одинаково хорошо изготавливающего и иконостасы, и мебель. Островскому приглянулся смышленый и повидавший свет мастеровой, немного разбиравшийся даже в литературе, и, чтобы тот был поближе, он предложил столяру поселиться в Бережках. Соболеву место понравилось и он поставил избу на краю оврага, поодаль от домов причта. Так учитель и ученик стали соседями. Перед Островским Соболев благоговел, выучил наизусть отрывки из некоторых его пьес.

Работу столяр находил в окрестных церквях, для которых вырезал иконостасы, у местных помещиков, но и Островский почти каждый год давал ему заказы — то стулья, то стол, то шкаф для усадьбы, не говоря о ремонте. Иван Викторович и сам частенько наведывался в Щелыково, обучая драматурга столярному делу и делясь с ним секретами мастерства. Ученик оказался довольно понятливым — даже письменный стол в кабинете, по преданию, собственноручно сделал, а Соболеву в благодарность за науку подарил своей работы полочки и бювар, которые долго сохранялись в бережковской избе, пока не попали в музей.

Александру Николаевичу было симпатично все семейство Соболевых: молодой, но степенный и трезвый хозяин, радушная и опрятная хозяйка, куча их малолетних и понятливых детишек. Все чаще он появлялся в гостеприимных Бережках, все чаще наведывался «на огонек» в крайний дом — отдохнуть, побеседовать. Он заметил, что столяр довольно начитан, говорит чистым народным языком. Сын Ивана Викторовича, Ванюшка, был невелик, когда Островский умер, ему исполнилось всего 12 лет, но приходы драматурга запомнил и в начале 1920-х годов рассказывал заезжему корреспонденту.

«Нет-нет да и завернет Александр Николаевич, любил он гулять сюда приходить и в большой дружбе с моим папашей был. Поставит мать самовар, вынесут во двор стол да часа два-три и сидят. Отец много походил по вольному свету, рассказывать начнет, а то Александр Николаевич вынет тетрадку, станет читать. На суд, говорит, тебе приношу, верно ли, так ли изобразил? Нет ли фальши какой в простонародном выговоре?»

К детям приятеля Островский относился очень заботливо: не забывал присылать им гостинцев на Новый год, привозил и приносил подарки, поощрял дружбу своих младших детей с маленькими Соболевыми. «Я и мои сестры и братья, — вспоминала дочь Ивана Викторовича, — дневали и ночевали в Щелыкове.»

Более же всех пришелся драматургу по душе сын столяра — Ваня, мальчик сметливый, любознательный, а к тому же и большой выдумщик. Позднее он унаследовал профессию отца, столярничал, работал учителем труда в Покровской школе. Неплохо рисовал — после него остались картины маслом. Уже в старости на вопросы об Островском и его отношении к семье Соболевых Иван Иванович отвечал так:

«Мой отец был специалист-резчик по дереву иконостасной части. Его работы можно и теперь увидеть в нашей церкви (киоты — В. Б.) Кроме того, он делал весь ремонт мебели в усадьбе Островских и был принят там как свой человек.

Часто бывал с семьей Александр Николаевич в нашем доме. Моя мамаша угощала их медом, деревенскими колобками.

в те времена школ не было, учился я у дьякона две зимы и никак не мог одолеть трудную науку. Однажды Александр Николаевич пришел к нам (это было года за четыре до его кончины) и стал меня экзаменовать. Мало — мог ответить или прочитать. Тогда он сказал мне: приходи, Ваня, в усадьбу, буду заниматься». Раз Александр Николаевич занимался со мной несколько иногда он он был занят тогда направлял меня к гувернантке или к дочери Марии Александровне. Они со мной занимались долго. Так что грамоте я научился по-настоящему у Островских.

Я каждый раз посещал Щелыково. Иногда Александр Николаевич рекомендовал меня своим гостям и говорил: «Это мой любимый ученик Ваня». Помню, не приготовил я урока и думаю: поставит меня в угол Александр Николаевич. В угол он меня не поставил, а спросил: «Почему ты, Ваня, не приготовил урока?» Я ответил, что виноват, прогулял. Долго Александр Николаевич смотрел мне в глаза. Стыдно мне стало. С тех пор я всегда хорошо готовился к занятиям».

Несколько летних занятий с Островским дали ребенку больше, чем две зимы хождения к дьячку Ивану Ивановичу Зернову, превосходному рыболову, но никакому учителю. Драматург нашел Ваню способным мальчиком и интересовался его выдумками, о которых узнавал и от своих детей. «Бегал я часто в усадьбу к его сыновьям, — вспоминал Иван Иванович, — нередко и они приходили к нам в Бережки. Катались мы на лодке, по деревьям лазили. У нас до реки рукой подать, только в овраг спуститься. У Островских своя лодка, у меня своя. Я уже тогда помогал отцу и начал столярничать, приделал к лодке колесо. Начнешь передвигать рычаг, колесо вертится — лодку несет. Приходили смотреть на нас взрослые из усадьбы, стали звать меня «Изобретатель-самоучка».

Подарил мне Александр Николаевич рожок, он и теперь у меня хранится. Такой же рожок был и у его детей. Соберутся они гулять, загудят в рожок на берегу реки. Я откликаюсь — значит, ждут».

Иван Иванович Соболев прожил в своем бережковском доме всю жизнь, а скончался он в 1949 году. В послевоенные годы, уже выйдя на пенсию, он целые дни проводил в бывшей усадьбе, отпирал дом его немногочисленным еще посетителям, водил по опустевшим комнатам, рассказывал. Воспоминания его были не очень насыщены фактами, местами сбивчивы, но искренни, человечны. «Неоценимый был человек, как великий русский писатель и драматург, Александр Николаевич Островский, — писал Соболев в 1945 г — В честь его памяти я работаю заведующим музеем имени Островского в Щелыкове и с любовью отношусь к делу, вспоминаю свое детство, как ходил каждый день к Александру Николаевичу на уроки». Следует уточнить, что «заведующим» Иван Иванович сделал себя сам — в музее тогда штатных сотрудников не было, а открывали его только на два-три летних месяца.