— Вас опять просят к телефону, господин сержант.

— Кто?

— Какой-то странный тип. Похоже, иностранец. Я не разобрала фамилии.

Я в буквальном смысле сиганул через стол и, спотыкаясь, понесся к телефону под ошарашенным взглядом Сальгадо. Потом схватил трубку и закричал:

— Слушаю!

— Сержант? — спросил он. По шуму и громким возгласам, почти заглушавшим его голос, я понял, что он звонит из какого-то бара.

— Слушаю.

— Говорит Василий, — назвал он себя, хотя в этом не было никакой надобности. — Извини за поздний звонок.

— Незачем извиняться. Что у тебя?

— Одного типа на фотографии я хорошо знаю. Видел его по меньшей мере три раза. Прочитать тебе имя на обратной стороне снимка?

— Черт бы тебя совсем побрал, Василий!

— Как-как?

— Да читай же! — завопил я, еле сдерживая нетерпение.

Через полминуты я уже скакал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. По моим подсчетам, Чаморро все еще находилась в кабинете у Валенсуэлы, но я столкнулся с ней в коридоре. Увидев мое искаженное судорогой лицо, она испуганно выставила вперед блокнот с записями и словно шпагой замахала им у меня перед носом.

— Вот список, — проговорила она.

— Расскажешь по дороге, — буркнул я, пыхтя и отдуваясь. — Только что звонил Василий. Они у нас на крючке, Виргиния. Наконец-то мы разгребли эту помойку.

— Неужели разгребли? — спросила она недоверчиво.

— Может, не до конца, — исправился я. — Но все же.

Пока я гнал машину, скрежеща тормозами на поворотах и распугивая сиреной недоумков, не желавших уступать нам дорогу в эгоистическом стремлении отвоевать несколько свободных метров в полуденной мадридской пробке, Чаморро успела прочитать мне список. Тяжбы были распределены по разным судам, но один из них привлек наше внимание симптоматичным совпадением: два процесса, где Очайту крепко приперли к стенке, близились к завершению, меж тем как многочисленные дела, заведенные на Салдивара еще в незапамятные времена, обросли мохом и грозили развалиться при малейшей попытке дать им ход.

— Хорошо, — пробурчал я, ловко увернувшись от «Фокстерьера», [84] за рулем которого сидела беспечная девчушка-подросток. — Все сходится.

За три квартала до цели мы сбросили скорость и убрали проблесковый маячок, а потом заняли наблюдательную позицию напротив уже знакомого нам здания. Часы показывали пять минут третьего, значит, он еще не выходил. Я позвонил в отдел и попросил соединить меня с майором Перейрой. Наскоро изложив ему суть последних событий, я попросил разрешение действовать по новому плану в связи с изменившейся обстановкой.

— Добро, — лаконично ответил Перейра. — Доложи, когда все закончится.

— Слышала? — спросил я вконец растерявшуюся Чаморро.

Ожидание напрягло наши нервы до предела: моя помощница грызла ногти, бросая на меня тревожные взгляды, я судорожно сжимал руль и все время облизывал пересохшие губы. Через десять минут мы увидели отъезжавшую от здания машину и узнали сидевшего за рулем человека. Это был он. Я позволил ему вклиниться в транспортный поток и доехать до светофора. А сам, сделав Чаморро знак установить мигалку, дал газ и рванул по встречной полосе, потом круто вывернул руль и, чувствуя, как дымится резина, перегородил ему дорогу. Передо мной мелькнуло его оцепеневшее от страха лицо, затем силуэт Чаморро, выскакивавшей из машины. Она находилась ближе, чем я, и настигла его первой, как раз в тот момент, когда он открывал переднюю дверцу.

— Что происходит?! — вскричал он в негодовании.

— Вы задержаны, — объявила Чаморро и потянулась к нему с наручниками.

Он отдернул руки, низко пригнулся и с дьявольским проворством ударил мою помощницу в живот. Я подоспел на помощь ровно через две секунды. Чаморро, скорчившись от боли, лежала на асфальте, а нападавший дал стрекача, устремившись наперерез движению, к тротуару. На мгновенье я наклонился над Чаморро:

— Ты в порядке?

— Догони его, будь он проклят, — еле слышно простонала она, и в ее голосе слышался упрек.

Я бросился за ним вслед. Он опережал меня метров на тридцать, и, судя по его скорости, мне было бы трудно сократить разделявшее нас расстояние. Я понял, что он хороший спортсмен, не только по той ловкости, с какой он уложил Чаморро на асфальт, но и по ритмичному движению ног. Мне же приходилось рассчитывать только на свою выносливость, а потому я поставил себе цель не отпускать беглеца слишком далеко и взять его измором.

Он завернул за угол какого-то здания и выскочил на пешеходную зону, окруженную жилыми домами, но тут случилось непредвиденное: на ступенчатом спуске у него подвернулась нога, и он кубарем покатился вниз. Вот и ладушки, злорадствовал я, в другой раз поостережется надевать дорогие штиблеты для кувырканий на свежем воздухе. Мадридские закоулки — это ему не устланный коврами паркет.

Он не сумел быстро подняться и, потеряв темп, угодил прямо в мои объятия. Я обхватил его за плечи и крепко прижал стене, намереваясь надеть наручники. Но мой противник оказал яростное сопротивление. Даже с разбитой лодыжкой, он умудрился развернуться и со всего маху заехал мне кулаком в лицо. До сих пор не могу понять, как я не потерял сознания. Только помню, мы покатились вниз, и он продолжал наносить мне удары, один ощутимее другого, а я, не ослабляя бульдожьей хватки, пытался влепить ему ответную затрещину. Ни один из редких прохожих не задержался, чтобы остановить побоище. Оно и к лучшему. Даже если кто-нибудь вмешался бы в драку, то наверняка не на моей стороне, поскольку я был хуже одет. Казалось, чинимой надо мной расправе не будет конца, но тут за спиной нападавшего зазвучал благословенный женский голос: