Стюарт гладил меня по руке, но я почувствовала, что его тело слегка напряглось. Я ожидала, что он скажет: «Успокойся, это всего лишь пуговица», но он сказал другое очень ласковым голосом:

— Может быть, ты сама ее где-то подобрала?

— То есть как это — подобрала? Я что, похожа на человека, который подбирает мусор на улице? Ты подбираешь мусор? Нет? Вот и я не подбираю.

— А может быть, она случайно попала тебе в карман, когда ты стирала джинсы в прачечной? Тот лоскуток был скомкан так, как будто его только что вынули из стиральной машины. Пуговица могла оторваться от чьей-то еще вещи, осталась в барабане. Такое ведь возможно?

— Слушай, ты на чьей стороне?

Я вскочила с его коленей — мне вдруг показалось, что обнимающие меня руки душат, не дают дышать. Я прошлась по комнате, стараясь унять вновь нарастающий страх и злость. Вместе с паникой росло ощущение полной, абсолютной безвыходности.

— Я не знал, что здесь есть «стороны».

— Заткнись и не строй из себя идиота! — вдруг заорала я.

Он замолчал. Я поняла, что перегнула палку, и мне сразу стало стыдно.

— Прости меня, — сказала я кисло. — Не сердись, ты же видишь — я сама не своя.

— Тебе следует позвонить в полицию, — объявил Стюарт.

— А что я им скажу? Они не поверят мне, — несчастным голосом прошептала я.

— Надо попробовать.

— Ты ведь не веришь мне, а с какой стати поверят они?

— Я не говорю, что не верю. Я просто знаю, что этот человек травмировал тебя физически и психически так сильно, так запугал, что ты не воспринимаешь никаких логически обоснованных предположений. Реальных вариантов того, как пуговица попала в твой карман.

— Вот именно, в мой карман, а не в барабан стиральной машины. Но пуговица сама не могла туда запрыгнуть, в смысле, в карман. Ты что, не слушаешь меня? Он все время мучил меня именно так, втихаря: вламывался ко мне домой, когда я была на работе, перекладывал вещи, оставлял порнографические фотки под одеялом, записки всякие. Так, чтобы я не заметила или заметила не сразу. Поэтому я и начала когда-то все проверять.

— Как это — вламывался к тебе домой?

— Он, как это сказать… был мастером по этой части. Мог в любой дом войти и выйти так, что никто ничего бы не заметил.

— Господи Исусе! Он у тебя кто был — квартирный вор?

— Нет, не вор. Он служил в полиции.

Я отъехала от дому и свернула за угол, не смея оглянуться.

Солнце уже взошло, небо сияло чистой синевой, воздух был очень свежим, но нехолодным. Какой прекрасный будет день! Чудесный, изумительный день… Я осмелилась поглядеть в зеркало заднего вида — дом мой скрылся за углом, и я почувствовала, как в груди нарастает крик — что-то среднее между рыданием и истеричным смехом. Неужели? Неужели я свободна?

Я доехала до работы, прошла внутрь через заднюю дверь, чтобы не здороваться с охранником, и забрала из чулана чемодан. В боковом кармане лежали доллары и мой паспорт с трехмесячной американской визой. Бедный мой кабинет — совсем голый, на следующей неделе его будет обживать новый сотрудник. Прощай! Я вытащила чемодан через заднюю дверь, надеясь, что охранник не все время смотрит на экран монитора: мне совершенно не хотелось отвечать на вопросы, куда это я собралась.

Пока все шло по плану.

Оказавшись на шоссе, я запела. Я проехала два перекрестка в сторону Престона, пробралась по лабиринту узких улочек к вокзалу. Город постепенно просыпался, и машин на улицах становилось все больше.

Я припарковала машину прямо напротив центра продаж подержанных машин, положила на переднее сиденье документы на машину и записку:

Я оставила ключи в зажигании. Тот, кто найдет мою машину, вряд ли побежит уведомлять полицию.

Так, теперь на станцию. Я купила билет до Лондона, заплатила наличными, и отправилась на платформу. До поезда оставалось пять минут, но я вся извелась — когда же… Я знала, что Ли еще крепко спит. Но хотелось как можно скорее оказаться от него подальше. Бежать без оглядки.

Народу было довольно много, на каждой станции кто-то заходил, кто-то выходил. Очень хотелось расслабиться, почитать книгу — в общем, ничем не отличаться от нормальных пассажиров. Замерев, я смотрела и смотрела в окно, на проносившиеся мимо поля, деревушки и поселки… — поезд мчал меня все дальше от старой жизни и все ближе к свободе.

А ровно неделю назад… Он пришел домой пьяным, после одиннадцати вечера. Я надеялась, что он будет работать всю неделю, но — не повезло. Когда он ввалился в квартиру, я смотрела передачу о Нью-Йорке и поспешила выключить телевизор инстинктивно.

Ли вошел в комнату, сильно запахло алкоголем, и я сразу поняла, что сейчас получу по полной.

— Ч-ч-ё ты делаешь?

— Собиралась пойти спать. Хочешь выпить?

— Я уже и т-так надрался, б-благодарю.

Он упал на диван рядом со мной. На нем были те же джинсы и плисовая куртка, в которых он уходил на работу два дня назад. Он провел рукой по лбу.