Наверное, какой-то участок в мозгу всё-таки сторожил, потому, что я вдруг остановился и стал анализировать, что со мной.

Поводов для веселья не было: трудная и изматывающая дорога, бесполезное топтание на месте с плачевным результатом… От багульника исходил сладковатый, пьянящий аромат, который поначалу был приятен, но потом от него начинала кружиться голова, становилось вдруг весело, человек слабо контролировал свой расход энергии и остаток сил… Я высказал свои сомнения Виталию, и мы повернули назад.

Как мы выбрались из той ловушки…

Наверное, читатель может догадаться, чего это нам стоило.

Мы шли и падали.

Не было сил, очень хотелось спать, тайга кружилась и не хотела нас выпускать.

Мы буквально засыпали на ходу, и только тошнота, подступающая к горлу, не давала уснуть.

Хорошо, что мы зашли недалеко и успели буквально на последних остатках сил выйти из тайги. Как только под ногами закончился багульник, мы упали в траву и заснули мёртвым сном.

И всё-таки мы с ним пошли ещё раз. На сей раз мы взяли с собой противогазы и шоколад. При подходе к багульнику натянули маски и пошли.

Дышать в противогазе было тяжело. Зато не было этого пьянящего и отравляющего аромата багульника. Когда идти было уже невмочь, — под маску в рот закладывался кубик шоколада, резко поднимающего силы.

Так на шоколаде и дошли: восемь километров одолели за четыре часа.

Потом началась рыбалка. Мы шли вверх по ручью и на каждом шагу забрасывали в воду крючок сначала с насаженной на него икринкой, потом, когда икра закончилась — просто красной тряпочкой, и на каждом забросе вынимали из воды форельку.

Бидончики наши быстро заполнились, в них уже не оставалось воды, а рыба шла.

Мы поснимали сначала майки, завязали их мешочками, стали складывать в майки.

Майки быстро заполнились.

Мы поснимали рубашки, и когда рубашки заполнились, — стало обидно до слёз: рыба не убавлялась, леса не успевала упасть на воду, как на крючке уже билась красавица — форелька. За два часа рыбалки мы заполнили всё, что можно было, наловили килограмм по десять форели. Делать было нечего, рыбу девать было некуда и мы, счастливые, пошли домой.

Ещё четыре часа тяжкого пути — и вот мы голые по пояс победно шествуем по гарнизону, раздавая по пути форель.

В этот день два двенадцатиквартирных дома были с жарёнкой из царской рыбы.

Места своего мы, конечно, не выдали и ещё не раз ходили за форелью, и ни разу не возвращались пустыми.

Запомнилась мне ещё одна необычная рыбалка.

Это было уже в Южно-Сахалинске, когда я служил в штабе дивизии.

Как-то вчетвером на газике мы поехали рыбачить на Анивский залив.

Был апрель, было холодно, резкий порывистый ветер гнал низкие облака с сопок на море. Мы стали на песчаном берегу в десятке метров друг от друга и забросили свои спиннинги. Следует отметить, что понятие «спиннинг» для такой рыбалки, — довольно относительное. Скорее всего, спиннингом можно было назвать удилище и катушку, потому что на катушке была леса толщиной в 1,2 миллиметра, способная выдержать чуть ли не кита. Вместо крючка был привязан мудрёными узлами гак, на котором было насажено граммов триста мяса.

Естественно, что на катушке такой толстой лесы умещалось очень мало, и тут нужно было быть внимательным, чтобы рыба не стащила её с катушки до конца и не ушла с лесой.

Я стоял на песке в полуметре от воды и ждал.

Клёва не было.

Кажется, попусту мы собирались, искали толстую лесу и гаки, — рыбалки не будет.

Было досадно, настроение портилось, и вот, когда я уже собирался было поделиться своими сомнениями с соседом, вдруг катушка спиннинга завопила и лёса буквально мгновенно вся выскочила с катушки. Единственное, что я успел сделать — это оборот вокруг себя: теперь лёса была петлёй закручена на туловище. Следующим рывком лёса натянулась, зазвенела, и меня потащило к воде. Я упал на четвереньки и что есть силы, заорал. Все побросали свои снасти и кинулись ко мне, а меня неумолимо тащило к воде.

Перед глазами был гладкий мокрый песок с бороздами, оставляемыми моими пальцами, — меня тащило к воде. Вода уже совсем близко.

В памяти всплыла картина, которую я видел прошлым летом в Пионерах: стадо коров зашло в воду, спрятавшись от оводов, и вдруг одна корова стала натужно реветь и двигаться в воду глубже и глубже. Видно было, как она сопротивлялась, но всё-таки против своей воли шла всё глубже, и натужно ревела. Потом, когда вода уже заливала ей голову, корова последним усилием вдруг остановилась, упёрлась в дно и тогда из воды стремительно выскочило громадное щупальце спрута, скользнуло по спине коровы, обвилось вокруг туловища, и корова исчезла под водой. Люди заворожено стояли на берегу, и долго ещё никто не мог вымолвить ни слова…