видит завтрашний день, который крут и кровав, веря, что наступает «круг последних мытарств». Призывает будущее:

«Поэтический ансамбль» начинается с московского детства, с гимна Москве. Завершают его главы, посвященные русской природе, всему, что Даниил Андреев так страстно любил. В «Розе Мира» он вдохновенно описывает духов природы — светлые стихиали, в главе «Отношение к животному царству» рассуждает об основах той биоэтики, о которой только недавно заговорили ученые. А в циклах «Сквозь природу» и «Босиком» (главы семнадцатая и восемнадцатая) стихиалями, в сущности, оказываются поэтические образы природы, где любая метафора может восприниматься как имя. Души рек, пастырь бора, серая травка, ветреные бездны, духи снегов соседствуют с Манику, Фальторой, Ирудраной, Орлионтаной… Природа здесь не только одухотворенно живая, но и узнаваемая. Это по большей части окрестности Трубчевска — брянские заповедные леса, Жеренские озера, реки Десна, Нерусса, Навля. Те места, которые он полюбил навсегда, о которых не мог говорить без волнения. В цикле «Сквозь природу» он даже описывает дом своих трубчевских друзей — семейства Левенков. В этих главах мистический эпос становится лирическим. Без исхоженных босиком, с заплечным мешком и палкой в руке окрестностей Трубчевска Даниил Андреев не представлял образа России.

Как завершение поэтического ансамбля задуманы были поэма «Плаванье к Небесному Кремлю» (глава девятнадцатая) и «Солнечная симфония» (глава двадцатая).

«Плаванье к Небесному Кремлю» должно было начаться по русским рекам, с тем чтобы течение поэмы привело к Небесному Кремлю — средоточию Небесной России. А «Солнечная Симфония» предполагала выход «за национальные пределы во Всечеловеческое Братство, Всемирную Церковь», то есть речь должна была идти о Розе Мира. Осуществить свой замысел Даниил Андреев не успел.

Творческое напряжение в нечеловеческих острожных условиях, сопровождавшееся тяжелыми болезненными состояниями, укорачивало жизнь. Выйдя на свободу после десятилетнего заключения смертельно больным, Даниил Андреев прожил двадцать три месяца. Они были месяцами бездомья, хлопот о реабилитации, забот о хлебе насущном, болезней и напряженной работы.

В октябре 1958 он дописал «Розу Мира», закончил поэму «Изнанка мира». Незавершенность поэтического ансамбля «Русские боги» (остались недописанными три главы) — словно бы следование некоей мистической традиции русской литературы, в которой немало выдающихся книг авторами не закончены. «На три четверти кончен труд», — написал он в ночь на 19 октября того же года в последнем стихотворении — молитве. Обращаясь к Господу, он прежде всего просит о своих рукописях «неоконченных, бедных книг»:

Даниил Андреев — поэт — визионер, духовидец, «единственный у нас в России», небезосновательно считал его старший брат, Вадим Андреев.

Как передать «целые аккорды фонетических созвучий и значений», как рассказать о трансфизических странствиях? Он ищет слова, чтобы нарисовать «непостижное уму» и не раз упоминает о мешающем косноязычии. Он вводит в стихи описания и рассуждения, а то и ораторскую риторику.

Уже те имена и понятия, которые звучат в «Русских богах» и получают истолкование в «Розе Мира», передают ощущение необычности того, о чем говорит поэт. Не всегда Даниил Андреев уверен, что услышанные имена передает достаточно точно, но у него нет сомнений, что он их слышал, а не выдумал. Вообще, давать имена умеют лишь настоящие творцы, которые их слышат, а не выдумывают. Другое дело, что значит это «слышание». Понимание Даниилом Андреевым имен как «формообразующих сил» (П. А. Флоренский) очевидно, оттого так многозначна у него поэтика имени. Но само свойство создавать миры и давать имена поражает уже в его детских тетрадях, когда он излагает истории выдуманных планет и стран с правящими династиями.

В детском сочинении «Юнона» Даниил Андреев описывает свой «собственный мир», предпринимает первое свое «Путешествие по Вселенной». Путешествуя, он создает астрономию, географию и даже мифологию Юноны, в которой боги делятся на добрых и злых. Множество имен, географических и астрономических названий «собственного мира» перекликаются с теми, что появятся в «Розе Мира» и «Русских богах». Оллион — Олирна, Файквеэрра — Фальтора, Анфергамма — Аримойя, Гервенея — Гридруттва, Дориания — Дараинна: фонетический строй этих имен явно родствен. Поразительно, но в каком-то смысле «Юнона», написанная в десяти — двенадцатилетнем возрасте, предвосхищает «Розу Мира».

Боги и демонические существа «невероятного» эпоса отнюдь не боги гомеровских поэм, что покровительствуют одним героям и противодействуют другим, олицетворяя роковые силы, вмешивающиеся в человеческие судьбы. Нет, боги Даниила Андреева, даже воспринимаемые как создания поэтической фантазии, не могут не увлекать жизненной укорененностью и многозначностью. Боги эти оказываются олицетворением сложнейших сил и процессов исторической действительности, описанных мифопоэтическим языком. Эпос Даниила Андреева можно счесть и мифопоэтическим моделированием человеческой истории.

Рассказывая в «Розе Мира» о своем видении в осажденном Ленинграде, описанном в поэме «Ленинградский апокалипсис», поэт замечает, что «закономерности искусства потребовали как бы рассучить на отдельные нити ткань этого переживания». Изображая свои мистические прозрения в «Русских богах», следуя «закономерностям искусства», он старается и преодолеть эти закономерности. Это характерно для русской литературы, часто стремившейся быть большим, чем литература.

Те стихи Даниила Андреева, которые можно назвать автобиографическими, чаще всего далеки от того, чтобы быть лирическим дневником. В «Русских богах» он говорит о себе главным образом в связи с предназначением поэта — вестника.