Шрифт:
— И что?
— Где была водокачка? А что Полина Григорьевна сказала? Что в монастырь на экскурсии ездят. На автобусах! А где дорога? За излучиной! А где излучина? За водокачкой...
— И где эта дурацкая водокачка?
— Вон! — махнула я. — Здесь перелесок на сотню метров, а за ним река.
— Так мы пойдем мимо монастыря?
— Ну да. Ты же смотрела карту, там до «Богородского» рукой подать. Если б ты не ныла, мы бы уже там были.
Мегрэнь задумалась ненадолго, потом оживилась:
— Ну, Светка, ты голова! Я-то решила, что мы потопаем через лес!
— Так мы и потопаем через лес, но по нормальной дороге.
Видя, что других предложений все равно не будет, Мегрэнь смирилась и кивнула:
— Пошли!
Едва мы вошли в лес, как ветер стих. Впрочем, не было его только в лесу — пройдя перелесок и выйдя на открытое место, мы снова ощутили всю прелесть переменчивой осенней погоды. Впереди показалась водокачка, мы обошли ее слева и сразу увидели широкую накатанную дорогу, уходившую прямо в лес.
— Видишь, — обрадовалась я, — все, как я говорила! Через сорок минут будем дома.
Мы не стали терять времени и бодро устремились вперед. Лес, несмотря на наличие экскурсионных маршрутов, оказался на удивление чистым. Земля, не успевшая еще остыть после лета, парила, терпкий влажный воздух щекотал ноздри и дурманил головы. Первые пятнадцать минут мы почти наслаждались жизнью, однако довольно скоро Тайка начала прихрамывать.
— Светка, Светка, подожди! Я ногу натерла...
— Опять? — нахмурилась я. — Тебя мама что, не научила подбирать обувь по размеру?
— При чем тут размер? Кроссовки мокрые, вот и натерла...
Я только головой покачала. Пришлось сбавить скорость. Свидание с горячим душем и сухим бельем немного откладывалось, но я утешила себя мыслью, что, если подруга не изловчится и не изобретет какую-нибудь другую напасть, мы успеем прийти засветло.
Через полчаса Мегрэнь остановилась и заявила:
— Мне надо посидеть...
— Где? — терпеливо вздохнув, осведомилась я. — Во всем лесу ни одного сухого места.
— Вон дерево поваленное. Давай хоть две минутки посидим, иначе ты меня на себе потащишь...
Я разозлилась:
— Ты хоть когда-нибудь можешь потерпеть? Если для дела надо? Кто в окно первый сиганул? Вот и будь последовательной...
Мегрэнь прищурилась и похромала дальше. Она держалась молодцом еще около километра, я шла сзади и радовалась ее силе воле. Для меня такие пешие прогулки сущая ерунда, я с самого раннего детства ходила с родителями в походы. Было, конечно, сыровато, но жить можно. Однако не прошло и десяти минут, как события начали развиваться, в точности подтверждая теорию хаоса.
— Ой, Светка... Это что?
Я повернула голову в сторону, куда показывала пальцем Мегрэнь, и раздраженно скрипнула зубами:
— Таисия, прекрати!
— Но ведь это же... грибы! Съедобные, Светка! Смотри сколько! И на том пне, и вон там! Эти, как их...
— Мухоморы.
— Опята, Светочка! Давай соберем...
— Куда?
— Да я футболку сниму...
Я закатила глаза:
— И что мы будем с ними делать?
— Засушим...
Я застонала.
— Отнесем в ресторан! — отчаянно крикнула Тайка, видя, что я продолжаю идти. — Нам их там со сметаной пожарят.
Тут совсем некстати у меня от голода заурчало в животе. В последнем предложении была капля смысла, но все равно оно никуда не годилось.
— Слушай, нам торопиться надо. Вдруг опять дождь пойдет, гроза начнется. Скоро стемнеет. К тому же, если я ничего не путаю, ты ногу натерла и устала. Сбор грибов подкосит твои последние силы. Кончай дурака валять!
Мегрэнь, конечно, понимала, что я права, но бросить такое богатство посреди леса... И она так злилась, что забыла, на какую ногу хромала.
— Вот всегда ты так! Всю мою сознательную жизнь ты мне крылья режешь...
— Подрезаю.
— И нет в тебе ни романтики, ни здорового чувства авантюризма...
— Зато твоего нездорового авантюризма мне за гла-зa хватает, — не выдержала я и обиделась. — Если бы не ты, я бы сейчас в море плавала или загорала! У них там сейчас бархатный сезон.
Так мы переругивались какое-то время на ходу. Сверкающие над головой зарницы вносили в нашу перепалку эффектное световое дополнение. Периодически с мокрых веток срывались струйки холодной воды, норовившие попасть непременно за шиворот, вместе с ними усиливался и поток взаимных колкостей.