– Мам, для кого Аррой Тике воровал деньги? – прозвенел под ухом голос Имандры.

– Для дезертира. Сына бывшей любовницы. Он остался сиротой, и Тике воспитывал его как родного. Воспитал на наши головы.

«Твоя-то голова чем пострадала?»

Будь у него не набит рот, Морган бы съязвил.

– А почему ребенка не взял ее клан? У него что, своих детей нет?

– У него была дочь. Она утонула. Почему тебя вдруг заинтересовал Тике?

– Руэлл час назад, на озере, взял его в напарники.

Мать вздохнула, слабо пожав плечами:

– Ну, твой брат никогда не блистал умом.

Доужинали за обсуждением наступающей поры свадеб. Имандра сетовала, что пропустит свадьбы двух подруг; вместо ночных веселушек придется изнывать от скуки и холода в Браголлаке, в компании четырех старых пердунов и одного молодого, бесполезного во всех отношениях. Мать молчала, но угадать ее мысли было несложно: старший и младший ребенок все еще не связаны брачными узами, и старшему это непростительно. Потом с подачи Имандры обе набросились на Моргана с расспросами, кто та девушка, чье предложение соединиться кровью он отверг, и Морган, прихватив кружку с чаем, сбежал в дом. Там он обнаружил: несмотря на критичное отношение к его умственным способностям, его одежда выстирана и сложена аккуратной стопочкой, седельная сумка почищена, разодранные в предыдущем рейде кожаные штаны залатаны. Ко всему прилагался мешочек с лекарствами и, помимо осточертевших болотных груш, которые единственное что делали – за счет разбухания в желудке создавали ощущение сытости, – любимое таежное лакомство – мед с брусникой и кедровыми орешками, восемь банок, мать подгребла весь прошлогодний запас, – морошковое варенье и пирожки с грибами. Морган распихал барахло по седельным сумкам. Все, кроме спальника. С тех пор как в нем приютился нежный аромат цветущего луга, он не мог спать на своей обычной постели.

Запах Марго промучил Моргана полночи, подогревая страх отправиться в поход без Арра, с кем-нибудь, кого навяжет взбешенный Иллас, увидев завтра казначея в составе отряда. Морган ворочался, вставал, бродил вокруг дома и снова ложился. Задремал лишь под утро, с тяжестью на сердце и головной болью, и, когда настало время вставать, Имандре пришлось вытряхивать его из спальника. Есть он не смог.

К штабу они прибыли последними. Морган обвел взглядом лица будущих соотрядников. Простоватая физиономия не вполне еще проснувшегося Керна ничего не выражала; как и Имандру, собственные проблемы волнуют его больше чужих прегрешений. А обо всех прегрешениях Арра он, по младости лет, возможно, и не знает. Токо сидел в седле, как нахохлившаяся сова; морщил маленький, загнутый вниз нос; взлохмаченные каштановые волосы торчали в разные стороны, как перья. Равен нервно поправлял свою замысловатую прическу, штук десять тугих золотисто-коричневых косичек, уложенных вдоль головы и собранных сзади в хвост, – счастливчик, давно не было вшей – и косился на экс-казначея с удивлением и подозрением. Этим двум придется объяснять, почему в стаде оказалась паршивая овца. Из всех только Арр был без защитной сети. Глубокий, прозрачный и спокойный, как высокогорное озеро, он совсем не походил на преступника, ожидающего приговора. И ночью, судя по свежей физиономии и отсутствию синяков под глазами, он спал, и спал хорошо. Небожитель выйти не соизволил. Желает говорить с глазу на глаз… Морган спешился. Прежде чем дернуть на себя дверь, оглянулся на Арра. Тот чуть заметно улыбнулся и моргнул.

Иллас неподвижно восседал за столом, сцепив пальцы в замок.

– Присядь на дорожку. – Он выдержал паузу, а Морган – стрелы, летящие из его глаз. – Очень любишь находить себе проблемы. Ты хорошо подумал?

– Я с ним управлюсь.

Иллас насмешливо хмыкнул:

– Знаешь, кто ты против него? Букашка! Он дунет на тебя, ты перевернешься на спинку и будешь беспомощно дрыгать лапками.

Морган невольно сгорбился на стуле.

– Арр едет со мной, – произнес он тихо, но твердо.

– В таком случае, – Иллас подвинул ему один из трех приготовленных на столе маленьких кожаных мешочков, – этого достаточно. Хаурангъя.

Морган забрал мешочек, изобразил нечто вроде прощального поклона. За дверью вытер рукавом вспотевший от волнения лоб. Взвесил мешочек на ладони, встряхнул. Медяки. Стервец! Арра отпустил, однако нашел способ выказать свой протест. Нет, он не черств. Он принципиален и до мозга костей предан правилам. Придется искать Иштвана на собственные средства. Морган начал перебирать в уме своих лошадей – каких взять с собой, чтобы выручить побольше денег. Помимо лошадей, есть несколько дорогих шкур: лисица, песец, норка, белый медведь.

«Мы не пропадем без твоих денег, Иллас, и не надейся, что я передумаю».

Вырвавшись из штабной неволи, Морган махнул рукой своему маленькому отряду:

– Поезжайте к вратам. Я вас догоню.

– Постой! – Арр поманил его к себе.

Они поехали замыкающими, стремя к стремени. Едва штаб скрылся за деревьями, Арр развязал один мешок с овсом и раздвинул края, демонстрируя содержимое. Мешок был набит собольими шкурками. Он показал пятерню. Шкурки во всех пяти мешках. Не все они пойдут на обеспечение каждодневных нужд отряда и прокорм лошадей, это ясно, но смерть от голода и холода им не грозит. – Я подумал, незачем тащить овес, который растет там, отсюда.

Морган рассмеялся, пожал ему руку:

– Ты прав. Лишняя тяжесть.

Рейд по Браголлаку показался Моргану самым тупым, бессмысленным и скучным из всех совершенных за свою жизнь. Он состоял из повторения одного и того же бесконечного цикла действий. Отряд заезжал в деревню, они расспрашивали священников, осведомителей, если таковые имелись, и пару-тройку местных жителей, не знают ли они человека по фамилии Краусхоффер или по имени Иштван, навещали всех Иштванов и Краусхофферов, потом шли на базарную площадь и толклись там весь остаток дня. После разговора с первым священником Арр деликатно подсказал Моргану, что лобовые вопросы «В каком доме проживает Иштван Краусхоффер?» и «Когда Иштван Краусхоффер в последний раз появлялся в церкви?» более грамотны, нежели пространное «Проживает ли у вас Иштван Краусхоффер?», потому как предполагают развитие разговора, не позволяя собеседнику отделаться коротким «да» или «нет». Обязанности в отряде сразу же сами собой разделились. Морган с Равеном и Токо обивали пороги храмов и домов местных жителей. Арр с Имандрой и Керном ошивались по базарам, рынкам и ярмаркам.

В первый же день Морган обнаружил, что мировоззрение и этика Арра сильно отличаются от его собственных. Продавая шкурки, Арр не гнушался колдовством – лишь бы выманить из дикарей деньги. И всякий раз давал блестящее обоснование, почему вынужден был прибегнуть к Дару. Через неделю Морган устал от борьбы с прогнившей казначейской моралью и перестал требовать от Арра оправданий. В конце концов, вырученные Арром деньги обеспечивают их существование. И оно было отнюдь не нищенским. Никто не ложился спать голодным, как нередко случалось в отряде. Они ни разу не ночевали в лесу, ни разу не снимали продуваемый всеми ветрами сеновал. Каждый вечер – чистые комнаты на постоялом дворе, одна на двоих или троих, в крайнем случае – крестьянская летняя кухня с печью или теплый амбар. Морган впервые не стал остригать под корень отросшие волосы. Посещая баню два раза в неделю, вшей можно не опасаться. День за днем, бреясь перед зеркалом, он наблюдал, как превращается из заморенного лесного бродяги… в кого? Сыщика-торговца? Легенда, сочиненная для Марго, оказалась пугающе пророческой.