И не видел вовсе, как царь-батюшка гневался, как злую усмешку за ковшом с медом хмельным прятал.

Придворный люд совсем обескуражен был. От разгула и срама такого. Перепились многие, за столом заснули, а иные и под столом. '

А как совсем поздно стало, вышел хмельной Иван по нужде малой на царский двор.

Тут скользнули к нему тени тайных царских прислужников, заворотили мужику руки, от вина да усталости слабые, за спину, рот потными лапами мяли, чтоб не орал, и волокли, торопясь, к фонтану.

Сунули мужика головой в бассейн, держали крепко. Замочили богатую царскую одежду дареную.

Всплыло три пузыря, и затих Иван. Так и оставили его, будто пьяный утоп.

За столом Ивана скоро хватились. Царь гневался, искать послал. А как нашли - горевал царь шибко.

Истинно горевал владыка. Жалел мужика сильного, смелого. Но не мог иначе поступить, не мог принцессу за холопа посватать.

Не потому, что так уж любил вздорную дочь свою, а боялся торговлю с другими государствами порушить, страну на голод обречь. Знал - не простят ему соседи, если мужику власть даст, в царский род пустит.

А народ успел уже на дармовщину нахлебаться. Гулял народ за высокими стенами царского дворца. Кто Ивану хвалу пел, кто завидовал тайком, но многие надежду имели, будто мужикам власть даст мужицкий сын.

* * *

На утро хоронили Ивана с почетом. Сам царь-батюшка в простых одеждах к гробу сошел, речь держал, горевал громко. Зятем любимым мужика мертвого назвал. Всенародно.

И снова загулял народ, теперь уже не бесплатно. С похмелья пьянели быстро. Кто слезы лил, кто на судьбу пенял мужицкую, бездольную, кто вино ругал, что богатыря одолело, дракона побившего. А кто царя винил или слуг царских за козни неведомые. Только забылись те слова в пьяной тризне.

Голову драконью ученые придворные да лейб-медики высушили и на стене на всеобщее торжество и печаль выставили.

А ночью вышла притихшая принцесса во двор к фонтану, где Ивана загубили. Смотрела на голову страшную, вспоминала мужика.

Грустно стало принцессе неприкаянной, томление отчего-то в грудь вошло.

А за стеной огни от костров метались, гудел пьяный люд, песни пел похабные. Голова ящера почти невидна была в полумраке. И журчал фонтан.

Я «прокрутил» этот сон вторично уже наяву. Что ж, зрелищно. Какая-то опасная мысль начала вызревать. И временно затерялась, уступив место стихам. Давненько я не писал стихи, не было желания. Ведь стихи пишутся лишь тогда, когда они подступают к горлу.

Где вы, звезды прошлых лет?

Чьи портреты собирали

Мы, когда еще не знали

Что такое полусвет.

Где вы, звезды прошлых лет?

Где вы, юные артисты?

Позабытые актеры

Черно-белых мониторов,

На которых ваши лица.

Где вы, юные артисты?

Где вы, лидеры восторга?

Нас искусством потрясая

Вы ушли, куда не знаю,

Чтоб не стать причиной торга.

Где вы, лидеры восторга?

Где бессмертные, не боги?

Не уставшие в поклоне,

На подмостках, как на склоне.

На какой теперь дороге,

На каком теперь пороге...

Вы, бессмертные, не боги?

Я записал последнюю строчку (Не надумал Проводнику, а именно записал. Я даже на пишущей машинке не мог писать стихи, мне нужен прямой контакт, прямая тройственная связь: бумага, перо и сердце). И опасливая мысль окончательно сформировалась. Этот сон – предупреждение о том, что ждет меня после расправы с пришельцами. Могущественная раса, опекающая Землю, подбросила мне эти браслеты Проводника и Материализатор лишь для того, что б я в нужном месте и в нужное время нейтрализовал недобросовестных браконьеров, угрожающих благополучию планеты. И все, финита ла комедия. Сливай воду, Вовик.

Хотя, зачем такие сложности. Они и без моей помощи могли остановить браконьеров еще на подлете к Земле. Но не мне расшифровывать замыслы Непознаваемого. Может, им напрямую запрещено вмешиваться какими-то космическими законами, а снабжать аборигенов орудиями самозащиты разрешено. Все это рассуждения, а вот то, что я могу остаться без браслетов – близкая реальность.

Впервые за последнее время я испытал настоящий страх. И впервые подумал: может, оно и к лучшему. А то я, похоже, превращаюсь в какого-то кибера, спокойного и рассудочного. Я остро осознавал, что с того момента, когда мое правое запястье обвил Матр, я стал инертным, вялым, моя чувственная сфера будто подверглась анестезии.

Нечто подобное я читал у кого-то, то ли у Алексея Толстого, то ли еще у кого. О том, как Дьявол исполнил все желания человека, взяв в замен его совесть. А совесть в философской трактовке – это и есть душа, эмоциональная составляющая нашей личности.

Мне вспомнилось то недолгое время, когда я занимался бизнесом по-русски. И был довольно богатым.

Рабочий день меня тогдашнего выглядит так. Он встает в 5-6 утра. В основном его будит в это время собака - английский бульдог, которого он зовет Вини, производное от Вини Пуха, и который на самом деле носит официальное имя Максимильян де Корсар де Кур. Это сверхуродливое существо на кривых лапах, с огромной нижней челюстью, свисающей как ковш экскаватора, с огромными выразительными глазами и чутким сердцем, полном любви ко всем людям.